Изъято при обыске - [77]

Стараясь внушить мне, что действуют строго по закону, что они честные люди, что наступили другие, отличные от 37, годы, истязатели мои демонстрировали мне свою изысканную вежливость, отточеность манер. Стремились они подчеркнуть, что как истинные мужчины, офицеры, чье назначение — опекать слабый пол, ни на минуту не забывают, что перед ними женщина, пусть не красавица, но весьма обаятельная, за которой в другое, "мирное" время они не упустили бы случая поухаживать…

Я же, настаивая на собственном о них мнении, что передо мною всего-навсего лицедеи, что вся из корректность не что иное, как туман, ложь, намекала им, в свою очередь: мягко стелете, чтобы спать жестко было мне потом где-нибудь на нарах, поскольку одно мое присутствие в ваших апартаментах в качестве подследственной без лишних слов опровергает все ваши "убедительные" доводы…

Занимаемый горотделом двухэтажный деревянный домик ютился, точно стыдливо прятался от глаз прохожих, осознав непопулярность своих хозяев, в неухоженном сквере. Утопал в зелени. Но я, проходя по дорожкам этого полудикого, "казенного" сада, к растительности тамошней относилась с недоверием, почти брезгливо, не обращая внимания ни на цветущую, ароматную сирень, ни на осыпающиеся и падающие к моим ногам лепестки пушистых яблонь.

Мои чувства меня не обманывали. Спустя несколько лет выяснилось: эти, с позволения сказать, "блюстители закона", мечтали, проявив "бдительность", "раскрыть и обезвредить" целую антисоветскую организацию., действующую в столице черной металлургии под вывеской литературного объединения, которым руководил не кто-нибудь, не какая-нибудь шпана и шантрапа, а писатель Н. П. Воронов. Благодаря этому "громкому" делу, они собирались прославиться на весь Советской Союз, заслужить поощрения: кто повышения по службе, кто ордена, кому что полагается в соответствии с его настоящим чином, а главное, им нужно было доказать, что они не воздух пинают, гоняясь за диссидентами, но осуществляют необходимую для общества профилактическую деятельность, и тем самым обеспечить себя, так называемой "непыльной" работой на всю оставшуюся жизнь, подкрепляя личное благополучие…

Свое счастье надо ковать собственными руками! Именно такая установка начертана была на курносом лице полковника (в мечтах генерала) Дорошенко, когда он, позабыв стыд, собственноручно рылся в моем чемодане. Сколько было у него надежд на этот чемодан! Точно такая же решимость таилась в глазах у каждого "деятеля" от Магнитогорского отдела КГБ, с кем приходилось мне в те дни сталкиваться, и просвечивала сквозь притворно любезную улыбку

Спору нет, они начали бы с самого руководителя, "главаря". Но у них были руки коротки, чтобы вот так же, как за меня, за Николая Павловича взяться: ворваться в дом, перевернуть все вверх тормашками, унести его рукописи, а затем устрашать допросами. Воронов в это время уже являлся членом союза писателей, московской, вернее, всесоюзной организации, им не подвластной.

Чтобы до такой персоны добраться, необходимы были неопровержимые доказательства вины. Моя кандидатура для реализации этого далеко идущего замысла казалась Дорошенко и иже с ним самой подходящей. Ведь я и не думала скрывать свои "антисоветские" взгляды. От меня нужно было добиться совсем, как им казалось, немногого: признания, что эти "вредные" убеждения привил мне не кто иной, как Воронов…

Эту свою фантазию насчет литобъединения вынашивали они, наверное, не один год. Все это время было оно у них под наблюдением, каждый его член. Ко мне, например, в последние перед обыском месяцы было приставлено несколько "шпионов". (Потом я их, конечно, всех раскусила, но писать о них сейчас не имею никакого желания: серые, бесцветные, нудные личности). Принимая их за обычных поклонников, чтобы от них поскорее избавиться, так как нагоняли они на меня лишь скуку и тоску, как только я ни издевалась над ними, но они терпели от меня все, ходили за мной по пятам, потворствуя любому моему капризну. После обыска вдруг все сразу эти мои новые "друзья", как бы наконец обидевшись на меня, исчезали куда-то, точно корова их языком слизнула. Как тут было не догадаться, чего им было нужно от меня…Кто они такие.

В самом литкружке тоже был от "них" человек, осведомитель. Не подосланный чекистами, а завербованный ими из начинающих писателей. Этого "стукача" использовали и для другой, более ответственной задачи.

Свидетели, а может, и соучастники бесчинств, творимых органами безопасности при Сталине, они были уверены, что одного несогласия гражданина с политикой правящей партии достаточно, чтобы призвать его к ответу и расправиться с ним, знали то, что и я, но в отличие от меня, возмущавшейся таким порядком, царившим в стране, были им в высшей степени довольны. Верили также, что тем, кто стоит над ними, очень угодят, если сумеют вывести всех инакомыслящих в городе Магнитогорске. Такие настроения навевали им последние, хрущевские статьи Уголовного кодекса.

Однако при всей своей наглой самонадеянности, пройдя чистилище года, опасались, что одних наших (членов литобъединения) "преступных" разговоров будет мало, чтобы "пришить" нам и нашему руководителю государственную измену. Для этого нужны были им наши преступные действия.