Извлечение из рая - [6]

Я не заметил, как вскочил с шезлонга и сжал кулаки. Я был противен сам себе, я ненавидел себя, презирал. Домой, домой! Мыслимое ли дело - так раскисать?

Но через несколько минут, после бесплодных попыток, я понял, что не могу вернуться домой! Сердце стукнуло и упало, я покрылся холодным потом. Доигрался... Я беспомощно оглянулся, поймал на себе взгляд торговца из палатки, он смотрел на меня с любопытством. Я отвернулся, сел на безвольных ногах, прислушался. Никто не звал меня, не щипал и не дергал, призывая очнуться. Сара Иосифовна, где вы? Я попробовал представить себе ее лицо, полное, дряблое, но такое, в сущности, родное, и вскоре у меня получилось. Сара Иосифовна сидела рядом с закрытыми глазами и покачивалась взад-вперед.

Так продолжалось довольно долго. Наконец я решился нарушить молчание.

- Сара Иосифовна, - с трудом выговорил я непослушными губами.

Она перестала раскачиваться, медленно открыла глаза, долго смотрела на меня. Потом буднично сообщила:

- Двое суток прошло.

- Двое суток?

- Да, юноша. Я думала уже, что вы не очнетесь. Но, слава Богу, это произошло.

Она опять долго смотрела на меня, потом встала, деревянно повернулась и вышла.

Я сидел, глядя в одну точку. Я все-таки вернулся. Вот только зачем? Ах, да! Искать работу, зарабатывать деньги. Так, кажется? Да, так. Я взглянул на часы, потом в окно. Шесть часов вечера. Идти куда бы то ни было уже поздно.

Я нашел работу. Оказывается, и в наше время это не так уж трудно. Конечно, престижной и высокооплачиваемой работы мне не видать, но грузчиком в продуктовый магазин я поступил. Платят гроши, но все-таки... Правда мне не очень удобно работать в магазине - он в том самом квартале, где я живу и где многие меня знают. Поэтому я старался не смотреть на покупателей и проводить как можно больше времени в подсобке. Оказалось, однако, что меня знает гораздо больше народу, чем знаю я и чем я мог предполагать. Очевидно, сказался советский стереотип, когда грузчик в продмаге был милей родного брата - со мной все норовили поздороваться, перекинуться парой фраз, потрепать по плечу. Им ничего от меня не было нужно - никто не припрятывал от них товар и не продавал его с черного хода, просто сказывалась тоска по старым временам.

Я зарабатывал свой прожиточный минимум, приходил домой, садился на диван и вспоминал встречу с Женей. Я боялся попасть на пляж еще раз, боялся, что не смогу вернуться и останусь там окончательно. С другой стороны, я всей душой стремился туда, ведь там была она, там был ее голос, ее глаза, ее рука, такая теплая и мягкая...

И однажды я решился. Вот он, знакомый пляж. Сегодня почти никого нет, только неизменная компания исступленно режется в волейбол. Я напряженно сел в шезлонг и огляделся. Она ведь может и не прийти, и тогда получится, что я зря оказался здесь.

На море почти полный штиль, водная поверхность ровная как стекло. Голубое небо украшали кудрявые облака, ослепительно белые. Было немного жарко, солнце еще и не думало садиться.

Она подошла сзади и заговорила. Я вздрогнул от неожиданности, потом обернулся.

- Что же вы? - сказала она и голос ее немного дрожал. - Вы пропали куда-то, не приходите и не приходите, а я ведь вас жду, вот.

- Простите меня, - я подскочил к ней, взял ладонь и начал целовать, бормоча что-то извинительное. Потом я поднял голову и увидел ее лицо совсем близко, и ее глаза... И они поглотили меня всего, я растворился, я не чувствовал себя, не понимал, что я делаю, не понимал, где я, и вообще, существую ли я на сомом деле, или мне только кажется, что существую. Очнулся я тогда, когда понял, что целую ее губы, ощущаю ее дыхание, а мои руки обнимают ее хрупкое тело...

Мы забыли обо всем вокруг, мы целовались. Мир провалился куда-то, его больше не было. Исчезли волейболисты, усатый торговец и редкие пляжники, погасло солнце, стерлось небо, утекло море. Я целовал любимую девушку! И я вовсе не предполагал, что это может быть ТАК хорошо.

Потом мы бродили, взявшись за руки, по пляжу, не видя ничего и никого, кроме друг друга. Мы молчали, потому что слова были не нужны. Я ощущал тепло ее ладошки, и мне хотелось взлететь и кричать о своей любви на весь мир. Мне хотелось дать каждому маленькую частичку своей любви - и усталым волейболистам, которым наконец-то надоело играть и они лениво лежали на песке, и усатому торговцу, и Саре Иосифовне, и всем-всем-всем...

Мое счастье продолжалось бы бесконечно, если бы я вдруг не заметил какое-то напряжение в ее глазах. Что-то было не так, что-то мучило ее. Я спросил - что? - и она ответила, что ей нужно идти. Экзамены, виновато сказала она и ее мягкая рука легко сжала мою руку, чтобы я не обижался. Конечно, конечно, забормотал я, экзамены, да, да, непременно нужно идти. Я буду ждать тебя, Женя. Ты ведь придешь завтра? Конечно, она придет, обязательно! Как мог я подумать хоть на минуту, что она может не прийти? Действительно - как?

И она ушла, просто растворилась в воздухе, вернулась в тот мир, где ее ждали учебники. А я остался один, легкий, почти невесомый, вдохновенный. Я бродил по песку, разговаривал сам с собой, сочинял какие-то стихи, и мне казалось, что лучше этих стихов нет и никогда не было на свете.