Извините, господин учитель - [10]

Неужели ему так и придется идти обратно между рядами парт? Нет, уж лучше стоять истуканом здесь. Его рука бесцельно бродит по доске, спотыкаясь на обломках нерешенного уравнения; в эту минуту он похож на пилота, который, неудачно приземлив свой самолет, беспомощно трогает остывающие приборы.

Другой ученик тем временем уже отвечает. Он говорит о каких-то параллельных отрезках - и все это кажется плохому ученику таким далеким, чужим и странным, как все, что вот уже столько лет кряду совершается вокруг него в этой школе. Его сверстники весело и легко учатся тому, что он никогда не мог как следует себе уяснить... Какие-то обрывки знаний, обломки фраз он сумел схватить, и вот на них-то он и плавал все это время.

Он стоит сейчас, все еще надеясь на что-то, вежливо слушает ответ другого, изредка одобрительно кивает в знак своего согласия со сказанным; по крайней мере, хотя бы этим дать понять, что он готовился... Время от времени он что-то невнятно мычит, теша себя иллюзией, что это спрашивают его, а не другого... Но мычание его тихое, едва слышное - он боится напомнить о себе, чтобы его не посадили на место... Затем он снова удрученно замолкает и слушает. Всем туловищем подавшись вперед, он участвует в ответе другого ученика, хлопочет вокруг него, услужливо подает ему мел, даже подсказывает шепотом, но достаточно явственно, не для того, чтобы помочь отвечающему, а чтобы учитель услышал его подсказку,- раз подсказывает, значит, что-то соображает... Одним словом, он не сдается.

Но вот его покидают последние силы, он окончательно сникает и снова задумывается об офицерской школе. Все шумы в классе - хруст мела, слова, звучащие где-то далеко-далеко,- сливаются для него воедино, а лица ребят расплылись в одно смутное пятно... На какую-то долю секунды он ясно видит перед собой ту самую бесконечность, в которой встречаются параллельные прямые,- о них говорит в этот момент второй ученик у доски.

Да, да, он видит эту бесконечность... Что-то большое и синее... Сбоку от нее-квадратная сторожка, на фасаде которой написано: "Вход в четвертую бесконечность". Из стен торчат перпендикуляры, на которые параллельные отрезки вешают свои шляпы-треугольнички, после чего заходят в комнату, садятся рядышком на параллелограмм и радостно приветствуют друг друга... Параллельные отрезки встретились в том высшем, бесконечно далеком классе, где царят добро, человечность и великодушие и куда ему, плохому ученику, закрыт вход, ибо это тог самый "старший класс", в который его не переведут "по причине неудовлетворительных годовых успехов".

"ПРОВАЛИВШИЙСЯ" ГЕРОИЙ

"Провалившийся" околачивается у дверей учительской. Уже все ученики разошлись домой, по одному начали покидать школу и учителя.

- Ваш покорный слуга!-в который раз вежливо повторяет он и кланяется.

Он упорно ждет Швицкера, уже с одиннадцати часов он торчит здесь из-за Швицкера, с которым он непременно должен объясниться, коротко, спокойно, решительно, как мужчина с мужчиной.

"Господин учитель,- так скажет он этому Швицкеру,- речь идет о человеческой жизни. Я не желаю, чтобы произошло несчастье, и вы, господин учитель, тоже не можете этого желать. Вы прекрасно знаете, как все это произошло. Давайте поговорим начистоту, открыто, как подобает мужчинам. Ведь я тогда,- вы знаете, когда именно,- в общем, когда я сказал "Генрих Восьмой", я отлично знал, что это не Генрих Восьмой, а Ричард Третий, и уже собирался было сам себя поправить, потому что Генрих Восьмой совершенно случайно слетел у меня с языка,- но вы... Вы же сразу посадили меня на место. Не будем разбираться в том, на чьей стороне правда,- я не хочу вам делать замечания. Не лучше ли уладить наш конфликт мирным путем? Зайдемте на минутку сюда, н учительскую, вы зачеркнете одну только фразу: "Оставлен на второй год", и мы расстанемся с вами, как мужчина с мужчиной. Вас, может быть, удивляет мой несколько необычный тон? Не отрицайте! Мне отлично известно, что у вас сложилось обо мне превратное мнение. Но тому виной единственно мой на редкость замкнутый характер. До последнего времени я просто не мог проявить себя в этой обстановке и вы не оценили меня!"

Именно так и будет говорить "провалившийся", и Швицкер, потрясенный такой речью, вдруг прозреет, глубоко заглянет ему в глаза, потом, покраснев, протянет ему Рукy.

"Нейгебауэр,- скажет Швицкер,- достаточно. Я понял вас. Дайте ваш табель. Вы считали меня черствым человеком, но я только сейчас понял, Нейгебауэр, с кем имею дело".

Да, только таким и никак не иным будет его разговор с этим Швицкером.

Но почему же наш герой каждый раз так испуганно пятится, когда открывается дверь учительской?

Время приближается к двум пополудни, а он обещал прийти домой с табелем к одиннадцати. Хорошо, если бы Швицкер наконец появился. Впрочем, что в этом хорошего? Ведь он, собственно, вовсе и не хочет домой - разве есть у него свой дом, у "провалившегося"?

Кажется, вон там идет Швицкер... Да, это он! Обернувшись, он с кем-то на ходу беседует, сейчас его нельзя окликать. И теперь тоже - он направляется к лестнице...