Извилистый путь - [90]

— Силен, силен… — протянул охранник, созерцая мои труды.

— Молодец, парень!

За тот прошедший месяц ко мне уже привыкли, относились нормально, так что можно было и поговорить спокойно. Ну а что, спокойный парень, не дебоширит, не хамит, не волынит от работы, чего придираться? Правда, поначалу страх как надоело рассказывать каждой смене о жизни на поверхности — там, за горами, да еще и по несколько раз, но потом страсти улеглись.

Пришили мне прозвище Граф, и только Муса экспериментировал с моим настоящим именем. Я у него был то Эрли, то Эрля, Эрл, и еще куча разных интерпретаций моего имени. Однажды он выдал вообще что-то не понятное — Элиазар, но на следующее утро он его забыл и пристал ко мне, что же он вчера придумал, но я только хитро усмехался.

Весь день он ходил и, беззвучно шевеля губами, пытался вспомнить, а в конце снова вернулся к Сурнгину.

— Нож у тебя давно? — вкрадчиво спросил зеленый.

— Ну, да, с самого начала.

И ты все это время молчал?! — обиженно взвыл гоблин.

— А что здесь такого? — удивленно повел бровей я.

— Да ты знаешь, сколько всего можно было сделать ножом?!

— Сколько? И чего именно?

— Ну, например… Например… Например, пример на… Да много чего!

— Не знаю про «много чего», пока что я никаких веских доводов я не услышал.

Лук и хлеб мы съели быстро, так как эго было «с гулькин нос», запивая большим количеством воды, чтобы хоть некоторое время чувствовать набитым желудок. И, наполнив бурдюк водой, мы побрели на поиски съедобных грибов. Обходя пещеру под стеночкой, мы убедились, что зал достаточно большой.

Мы прошли уже около двухсот метров, а завала, с которого мы появились видно не было.

— И, все же, придется есть гнома, — уныло вздохнул Муса, косясь на Сурнгина. — А его мясо точно жесткое, а может, и ядовитое!

Суги зарычал, а гоблин только отмахнулся. Мы прошли еще сто метров, и решили остановиться.

— Ребят, я не знаю как вы, а я уже жутко устал! — сказал я. — Голова трещит по швам, думаю, это после обвала. Я бы очень рекомендовал…

— Парень, ты читаешь мои мысли! — пробасил гном. — Давайте будем искать место ночевки!

Такое очень скоро обнаружилось: в толще скалы под воздействием природы образовалась небольшая впадина, угол, в самом широком месте. У выхода он был метра три шириной, а вглубь около трех с половиной. Конечно, он был со щербинами, выпуклостями и выпирающим на сорок сантиметров камнем с одной стороны в сорока сантиметрах от входа. Но, как бы ни неудобно там было, но не на «сырой земле» же! Уютней немного.

Гном ненадолго отлучился, принес с собой целую кипу сухого мха, и, свалив его, нашел два подходящих камня, минут двадцать ими колотил друг о дружку, пока мох наконец не начал тлеть. Гном склонился и начал осторожно раздувать тлеющую искру. Спустя минутки полторы мох тлел уже уверенней, а потом мы почувствовали исходящее от него тепло.

Мы придвинулись поближе и вытянули руки над тлеющим сырьём. Так приятно было ощущать тепло огня под своими руками, что, казалось, от счастья кружится голова. Столько времени под землей, в собачьем холоде, и тут — такая радость в виде тепла! Кстати, а почему холод «собачий», никто не задумывался? Собачий так собачий, чего тут париться, главное, что в полноте характеризует ощущения!

Пока мы так грелись, гном принес еще охапку мха, а потом мы поднялись все втроем и пошли за запасом на ночь. Притащив кучу малу сего чудесного топлива для огня и для подстилок, мы разделили дежурства, и улеглись спать.

Первым дежурил Сурнгин, а мы сладко дрыхли поближе к «печке». Спалось преотлично!

Казалось, ну только уснул, и тут тебе на ухо вопят! Воспаленный от недосыпа мозг жутко тормозил, прежде, чем стало понятно, что вопит гном.

— Аааа, парни, просыпайтесь!

Я вскочил, как ужаленный, протирая глаза, и оглядываясь по сторонам. Когда глаза мои наконец сфокусировались, и я обрел возможность видеть и мыслить, у меня дыхание перехватило от ужаса. Черная четвероногая тварь с блестящими во тьме глазами. Огромное рыло с бивнями, угрожающе торчащими вверх. Нос пятачком, маленькие крысиные уши, когтистые лапы, толстое туловище длиной полтора метра и высотой метр с копейками. Если у страхолюдины и был хвост, то он скрывался во тьме.

— Ёшкин кот… — протянул появившийся рядом гоблин.

— Это, что ли?! — удивился я. Нет, а что, я его никогда не видел, кота этого! Может просто его хозяина Йошка или Ёшка звали?!

— Та не, это каменный боров.

— И что, такой опасный? Выглядит страшно…

— Да, страшный, что капец!

И тут эта каменная свинюшка решила перейти к действиям. Тварь наклонила голову, шумно выдохнула воздух, и…

Угол, в котором мы прятались, наполнился ярким светом и воплем трех глоток, а за ним — истошным визгом. Гоблин не растерялся и врубил свет на всю в своем фонарике, который до этого был полностью выключен, едва-едва светил нашлемный фонарик Сурнгина. Я с гномом заорал от испуга, а гоблин для устрашения. От того же испуга Сурнгин маханул киркой со всей силы, и каким бы ни был бронебойным и прочее, прочее, но против ужаса, который придает силы…

Острие кирки вошло глубоко в мозг, и зверь умер в мгновение, даже пискнуть не успел. Огромная туша, постояв еще несколько мгновений, рухнула на землю, вокруг головы начала растекаться темная лужа. Гном бессильно опустился на землю, а гном, наконец, прикрутил луч своего фонарика.