Извилистый путь - [101]

— Какие-то раненые эти коротышки! В голову! — заявил Муса. — Как так можно жить?!

— А получается как-то, же! — усмехнулся гном. — А вот людей у нас там нет. И это счастье!

— Да, не исключено, — хмыкнул я.

— Было бы интересно повидаться со своими соплеменниками с другого материка! — улыбнулся гоблин.

— Насколько я знаю, сам не видел, они такие же притрушенные, как и ты!

— Да прям-таки! И вообще, сам ты притрушенный!

Препираться они могли вечность, и я к этому уже успел привыкнуть. А вечерком мы остановились в роще у скалы. Ручья здесь не было, потому пришлось обходиться водой из бурдюка. На ужин варился, да простит читатель за тавтологию, наваристый мясной суп. На дне мешка укрылись четыре сморщенные картофелины приличных размеров, которые и были основой нашего варева.

— И все же с солью приятней есть, — философски произнёс Муса. — А то от той еды уже блевать хотелось! Мерзость редкая!

— Не преувеличивай! — одернул его гном. — Месяц ползли по горам, и ты ни разу не проблевался!

— Ой, ой, ой! Нет, ну хотелось же!

— Не умер от бессолевой голодухи до сих пор, так и радуйся!

— Ребят, давайте ложиться спать, а? — попросил их я. Мы распределили дежурства, и я с гномом завалился спать, подложив под голову опавшие листья, накрытые тряпками, оставив дежурить у костра гоблина.

* * *

К деревеньке мы подобрались далеко за полночь. Не хотелось, чтобы нас увидели, да и просто, чтоб стыдно до смерти не было, когда застукают. И вообще: тех, кого грабишь, нужно уважать!

Сию, преисполненную глубочайшим смыслом мысль, изрек Муса, когда мы на закате выползли из лесу и советовались, когда б его «облапошить» (тоже, Муса) эту «дерёвню». И, вообще, много слов в нашем лексиконе прибавлялось именно благодаря Мусе. Такого словарного запаса я еще не слышал.

— Знаете, у меня уже изжога началась! — страдальческим голосом поделился гоблин. — Так кушать охота!

— А чтоб в горб настучали, тоже охота? — спросил Сурнгин. — Ты видел их мужчин?!

— Да, такие в лоб дадут, и шкура слезет!

Да, мужская, да и женская (видели, правда, только троих) половины населения, внушала уважение. От двух метров роста, а в плечах — метр ширины. Нет, может у страха глаза и велики, но заикой стать можно!

— А может они так быков и свежуют? — от безделья болтал гоблин.

— Да ладно тебе! Не накручивай себя! — одернул его гном.

— Да кто себя накручивает?! — слишком сильно, как для спокойного, возмутился гоблин. Волновался, все же.

Повисло молчание.

За добычей, пошли мы с Мусой, только заходили с разных сторон. Хотелось побыстрее набрать еды, и убираться отсюда. Гнома отправили глубоко в чащобу, к приметному, замшелому валуну, выпирающему из земли. Ну а с зеленым договорились встретиться там же.

Я решил особо не мудрствовать и поперся в ближайший сарайчик. Само строение было небольшим, но в его полу я обнаружил ход в погреб. В карманы набрал соленых огурцов, заправив рубашку в штаны и покрепче затянув пояс, наложил за пазуху луковиц, в сумку — три морковки, свеклу и картофель. Решил, что этого будет достаточно, а то, как известно, жадность гоблина погубит.

По металлической лестнице поднялся с погреба, осторожно, стараясь не издавать лишнего шума, положил люк на место и направился к выходу. И тут я услышал шаги. Мое сердце РУХНУЛО в пятки, и застучало там, а потом покатилось дальше, и теперь стучало в правом мизинце.

Стараясь как можно меньше шуметь, я вжался в угол возле двери, и вовремя это сделал. Огромный мужик, слава Богу, без светильника вошел в складское помещение, и выставив одну руку перед собой, а левой вел по стенке. Я стоял с противоположной стороны. Ноги он вытягивал перед собой, чтобы не удариться в препятствие с налету, и я решил, что, вот он, шанс улепётывать отсюда по-тихому, но тут дверь от ветра со скрипом затворилась, и гигант выругался матом. От моей попытки, спастись бегством, сапы, лопаты, грабли и прочая сельскохозяйственная лабуда, в которою я вжался боком начала съезжать, и мне пришлось еще сильнее напрячься, и в мой многострадальный бок еще сильнее врезались черенки. Мужик, от неясного шума, остановился и прислушался. Я чуть не окочурился на месте! Постояв немного, хозяин сего хранилища живительных веществ продолжил свой ход к бочке с огурцами. По крайней мере, в той стороне стояла только оная. Дойдя до цели, он открыл крышку, три огурца оприходовал на месте, еще штук десять, двенадцать разложил на ладони. Его грабля это позволяла.

Тем же макаром он вернулся назад. Я вздохнул, тихо-тихо, но вздохнул с облегчением. Но, как оказалось, расслабился рано. Бугай уселся, недалеко, метрах в десяти от сарайчика, на пенечек, сгрузил на пенечек огурчики, достал кисет, трубку, огниво, и закурил. Сапа, за моей спиной начала угрожающе двигаться. Да куда же ты! — в уме простонал я.

Скурив первую трубку, чувачок, Муса, я тебя убью за пополнение моего словарного запаса этими странными словами! он забил вторую. Хотелось плакать навзрыд, и, в то же время, истерично хохотать. Петь частушки, при этом растягивая слова в самых не подобающих до самых не подобающих, бочина уже онемела. Пот струился по мне, рубаха была мокрая, как хлющ. Ему хорошо, он сидит себе, спокойнехенько покуривает, а я тут с ума схожу!