Изуродованная любовь - [10]

С наступлением темноты она зажгла лампы и открыла дверь, должно быть, в кладовую. Холодный едкий воздух с ароматом трав пронесся в дом. Она снова вышла оттуда с несколькими овощами и приготовила тушеное мясо. Запах жареных хрящей заставил мой рот наполниться слюной. Я не ела весь день. Она передала мне через маленькую дверь клетки дымящуюся миску. Я так проголодалась, что съела всё в мгновение ока. Она, наверное, подложила наркотики в мою еду, так как я начала чувствовать сонливость и не могла держать глаза открытыми.

А затем... я больше ничего не помню.

Глава 6

Я проснулась слабая, до сих пор находилась внутри клетки и была голодна. Какое-то дурно пахнущее зеленое лекарство приложили к моим порезам и ранам. Когда я увидела, что она смотрит на меня, то инстинктивно попыталась прикрыть себя руками.

- Как ты думаешь, у тебя есть что-то такое, чего я еще не видела? – съязвила она и засмеялась так, что все ее тело затряслось.

Я знала, что она не сделает мне больно, по крайней мере, физически. Эти люди, казалось, намерены держать меня в хорошем состоянии, на какое только способны. Я стоила для них больших денег. Когда я сказала, что мне нужно в туалет, то она с трудом поднялась из-за стола, за которым резала лук, схватила миску и собиралась просунуть ее в клетку.

- Я не могу ходить в миску, - потрясенно возразила я.

- Тогда тебе придется сходить к себе в штаны, – ее голос был резким. Она протолкнула миску в маленькую дверцу, через которую передавала еду.

И мне пришлось сходить в миску. Это самая унизительная вещь, которая до сих пор происходила со мной. Она стояла надо мной, скрестив руки, и наблюдала, как я села на корточки над миской и тихо пописала, настолько тихо, как только смогла. Было трудно сделать это так, чтобы не намочить себя или солому, на которой мне придется спать. Несколько капель брызнуло мне на ноги.

- Можно ли мне какую-нибудь бумажку, чтобы вытереться, пожалуйста? – попросила я.

- Туалетная бумага только для того, когда посрешь, - грубо сказала она и вынесла миску из дома.

Даже несмотря на то, что работала печка, мне было настолько холодно, что пальцы рук и ног стали ледяными. Я прикрыла себя небольшим количеством соломы и стала ждать, когда она вернется.

Был уже полдень, когда я услышала ее шаги. Она открыла дверь и вошла. Руки у нее были красными. Она поставила ведро с водой на пол. Галоши блестели в тусклом интерьере ее дома. Она зачерпнула из ведра полную кружку воды, набрала ее в рот и выплюнула в помойное ведро. Зачерпнула еще одну кружку и медленно выплеснула ее через верх клетки. Я поймала ее ртом. Как животное.

- Можно мне немного воды, чтобы умыться, пожалуйста?

- Я принесла ее не для того, чтобы тратить впустую на тебя, - усмехнулась она.

Мне не только не разрешали мыться, я была вынуждена испражняться в миску и подтираться небольшим куском газеты, в то время как она стояла и смотрела. Я знала, что она пыталась сделать. Она пыталась унизить меня. Она пыталась заставить меня поверить в то, что я не лучше животного. Она пыталась сломать меня. И, может быть, у нее это получалось.

Когда стало темнеть, она зажгла лампы и начала готовить. Сделала омлет в сковороде с длинной ручкой. Поев, она выложила оставшуюся запеканку в миску и принесла мне.

Я смотрела на это в шоке. Омерзительная женщина. Это была та же миска, в которую я ходила и по-маленькому и по-большому. Я вытолкнула это из клетки, подальше от себя. Я была голодна, но отказалась есть это. Она молча забрала миску и выкинула в помойное ведро, в которое, как я видела вчера, она выбрасывала кожуру от очищенных овощей.

- Следующую пищу, которую ты съешь, тебе придется выпрашивать, – сказала она и подтолкнула клетку ближе к печке, выключила свет и потащилась к себе в спальню. Когда закрылась дверь, жилище оказалось в темноте за исключением красного свечения от нагретой печки. Я дрожала и была напугана – не ею, а будущим. Оно виделось мрачным и страшным. Я закусила кулак и посмотрела на щели в бетонном полу.

Дождавшись ее храпа, я прикрыла рот рукой  и дала волю рыданиям, которые находились глубоко во мне. Они вырывались бурным потоком, пока язык не закостенел, а горло заболело, и в глазах появилось жжение. Но появилось чувство облегчения.

Когда рыдания прекратились, я крепко обхватила себя руками и, чтобы успокоиться, представила белокурую голову Николая рядом с моей. Я помню запах его чистых волос, его сладкое дыхание. Знакомое успокаивающее ощущение его кожи на моей. Как же я скучаю по нему. Я задумалась, чем он занят. Он сейчас в кровати. В постели отца.

Моя решимость окрепла, и тогда я поняла, что хочу выжить. Я хочу выжить в этой клетке или в любом другом месте, куда они забросят меня. Я поклялась себе, что сделаю все, что необходимо для того, чтобы вернуться. Чтобы спасти его от когтей моего отца. Я потихоньку успокаивалась.

Я держалась в течение двух дней и отказывалась есть, но голод при виде свиных ушей, кипящих под облаком пара, это мучительно. Я не повернулась, чтобы посмотреть, как она достает свиные ушки шумовкой и выкладывает их на тарелку, но какая-то часть меня представляла это. Я не смотрела в то время, как она села за стол и нарезала их ножом всего лишь в нескольких метрах от меня, но мой рот наполнился слюной. Запах приправленных хреном огурцов и квашеных солений заставил мою грудь подниматься и опускаться от сильного голода. Я слышала, как она шумно глотает свое пиво, и, когда она это делала, я поняла, что не собираюсь выигрывать в этой войне. В ней не стоило выигрывать. Я сдалась.