Изумительное буйство цвета - [95]

Меган крошит свой бутерброд с яйцом; ее маленькое жестокое личико морщится от отвращения.

— Это дурацкий бутерброд. Что, нельзя было купить что-нибудь повкуснее?

Я не отвечаю. Смотрю в окно и пытаюсь разглядеть, продолжается ли еще там, на улице, нормальная жизнь, но картина размыта. Никогда мне не проникнуть в эту нормальную жизнь. И откуда только появилась сама идея, что такое возможно? Это ощущение провала хорошо мне знакомо. Оно как старый друг, оставивший меня лишь ненадолго, но все это время просто слонявшийся за углом в ожидании подходящего момента, чтобы вернуться.

— Дурацкое кафе, — говорит Меган.

Заставляю себя сосредоточиться. Никак не могу придумать, то ли отреагировать на замечание по поводу кафе (которое, между прочим, вполне приличное), то ли на «дурацкое», — которое (стоит лишь ей произнести это слово) тяжелым ударом отдается у меня в мозгу, забивая еще один гвоздь, затем еще и еще. Целые толпы «дурацких» дураков бегут, наталкиваясь друг на друга, озабоченные лишь одним: только бы о них услышали.

— Съешь еще кусочек, — говорю я.

Она с презрением смотрит на меня и отталкивает тарелку.

— Ты дура, — говорит она. — Я тебя ненавижу.

Конечно же, она права. Я дура. Я наделала массу безрассудных вещей и даже не понимаю, как это все произошло. Неужели я на самом деле украла ребенка? Неужели взяла с собой Меган и надеюсь вместе с ней куда-то исчезнуть? А как же Джеймс? Что с моей семьей? Почему им нет места в моих сумасшедших фантазиях?

Когда я в конце концов определила на пляже местоположение Меган и застала ее играющей с огнем, ощущение нереальности происходящего, парившее над нами все это время, казалось, теперь надсмеялось над нами. Мир стал раскалываться на тысячи не связанных между собой кусочков.

— Меган, — сказала я тогда. — Мороженое.

Меня с таким же успехом могло там вообще не быть. Я понимала, что мне необходимо было каким-то образом утвердиться, взять ситуацию под контроль, поэтому я встала у края нашей норы и стала забрасывать огонь песком.

— Нет! — пронзительно закричала Меган. Она пыталась остановить меня, пустив в ход руки, отгребая песок с такой же быстротой, с какой я кидала его в огонь.

Увидев, что она сует руки прямо в огонь, я запаниковала, выронила оба мороженых и бросилась прямо через костерчик, стараясь схватить ее за руки. Она оказалась невероятно сильной и отшвырнула меня, но мне все-таки удалось ухватить ее и отбросить подальше от огня. Я удерживала ее так несколько секунд, пока она не начала визжать:

— Помогите! Помогите, на меня напали!

Я не знала, что делать.

— Меган! — закричала я. — Прекрати!

А что, если кто-то ее услышал? Дойдет ли дело до полиции? И какой-то посторонний человек запрыгнет в нашу норку и спасет ее от меня? Я выпустила ее, и она поползла прямым ходом к костру.

Песок и мороженое преуспели в деле тушения огня. Осталось лишь несколько обуглившихся деревяшек, горка песка и скользкое месиво из двух упавших вверх дном стаканчиков мороженого. Мы с Меган уставились на все это, тяжело дыша. Дождь к тому времени разошелся, и стало ясно, что костер все равно потухнет.

— Пошли, Меган, — устало сказала я. — Дождь идет.

Она пошла на негнущихся ногах, и глаза ее казались темнее обычного, они смотрели на меня не мигая.

— Я тебя ненавижу, — сказала она.

Всю дорогу до центра мы бежали прочь от пляжа, и вот влетели в ближайшее кафе, промокшие, задыхающиеся, сбитые с толку. Просто для того, чтобы чем-то заняться, я купила бутерброды и постаралась поразмыслить над тем, куда же дальше идти.

Но никакие мысли просто не приходили в голову.

— Когда мы теперь высохнем? — спросила Меган.

— Не знаю.

— Ты сказала, что купишь мне новую обувь.

— Да, сказала.

Теперь это кажется нелепым.

— Так что?

— Не знаю. Что значит «что»?

— У меня ноги промокли.

Должно быть, она всегда так обращалась к матери, повелительно, рассчитывая на внимание, требуя его и, скорее всего, не получая.

— На самом деле я не считаю, что это такая уж хорошая идея — покупать еще одни ботинки…

— Но ты же сказала…

— Да, — я сдаюсь. Поднимаюсь на ноги. — Что ж, пошли искать магазин.

Я не могу ей противостоять. Я слаба, она сильна. У меня появляется наистраннейшее ощущение, что это она несет ответственность за все, что произошло, что это она каким-то образом контролирует ситуацию и из-за нее я сейчас сижу в этом кафе на берегу моря под проливным дождем.

Мы заходим в магазин и выходим оттуда с парой нелепых туфель, с бантиками спереди. Меган от них в восторге, без конца смотрит вниз, чтобы убедиться, на месте ли они. Мокрые ботинки несем с собой в пакете. Ноги у меня теперь очень замерзли, но я слишком устала, чтобы думать еще и о них.

— Я хочу домой, — говорит Меган.

Меня переполняет огромное, всеобъемлющее чувство облегчения. Я тоже хочу домой, к Джеймсу. Хочу поговорить с ним сейчас же, немедленно.

— Слушай, — говорю я, — мы поедем домой как можно быстрее. Только мне необходимо позвонить.

Она смотрит подозрительно:

— Кому это?

— Просто одному человеку, которого я знаю.

— Я думала, ты никого не знаешь здесь у моря.

— А я знаю. Пойдем обратно в кафе. Я куплю тебе шоколадное пирожное, и ты посидишь там пять минут, пока я позвоню.