Изумительное буйство цвета - [9]

— Отлично, — сказал он и поднял чашку, чтобы сделать огромный глоток чая. — Рад за тебя.

Пол объявился дома в пятницу вечером, небритый, вид усталый. Папа позвонил ему — откуда он узнал, где он был? — и Пол, по его собственным словам, захотел помочь. А вот с Джоди ничего не вышло. Чтобы сходить домой, ей нужна была веская причина.

Я не могла вспомнить, которая из них была Джоди.

— Это та, что брила брови? — спросил отец. — С фиолетовыми ногтями?

Пол с минуту подумал, но казался не очень-то уверенным.

— Нет, — в конце концов сказал он. — То была Дженни. Ты спутал Дженни с Джоди.

— Ну, ничего, главное — чтобы ты знал, кто есть кто, — ответил отец.

— Это тоже не важно, — сказал Пол. — Похоже, я не собираюсь больше встречаться ни с одной из них.

Он ученый-исследователь, работает дома, проводя часы за письменным столом, размышляя, подсчитывая, изобретая. Я уже потеряла счет его подругам. Это безукоризненно одетые женщины до тридцати пяти, в льняных костюмчиках и соломенных шляпках; у них такие модные стрижки, в которых концы волос заострены, как лезвия бритвы. Должно быть, он поражал их своим умом. Не могу себе представить, что еще они могли в нем найти. Думаю, вначале, когда он покупает цветы и встречает после работы, искренне восхищаясь, он способен произвести впечатление. Но всему приходит конец, как только он, захваченный последним проектом, перестает обращать на них внимание и с головой погружается в свои числа и уравнения. Когда работа завершена, он проходит через фазу разрыва, а затем вновь отчаянно влюбляется в следующую женщину, а все его старые подружки в конце концов становятся просто подругами. Они готовы часами разговаривать с ним по телефону, позволяя расписывать ему свои чувства к кому-то другому. Возможно, ощущение собственной безопасности появляется у них только тогда, когда они узнают, что его любовь перешла на другую и теперь его романтические запросы лягут на другие плечи.

…Только в субботу утром я поняла, что вещей, которые нужно перевезти, совсем немного. Пол с Мартином снесли вниз мою кровать, гардероб, магнитофон и коробки с книгами. Я наблюдала, как они грузят мои пожитки, оказавшиеся маленькими и незначительными в огромной темноте грузовика.

Отец стоял рядом со мной.

— Тебе понадобится больше мебели, Китти. Пойдем со мной. Придумаем что-нибудь, — говорил он, увлекая меня за собой в дом.

Мы пошли на кухню, и он опустошил наши разваливающиеся ящики, вытряхивая из них груды кухонной утвари.

— Нам все это ни к чему. Обязательно возьми все с собой.

Он продолжал выдвигать ящики, открывать дверцы буфетов, извлекая из них кастрюли и сковородки, тарелки и блюдца, тазики и миски. Их набралось так много, что весь стол был ими заставлен.

— Коробки! — прокричал он через входную дверь Полу и Мартину. — Сходите за коробками!

Он был в восторге сам от себя, рылся в буфетах, куда не заглядывали годами.

— Шевелись, — говорил он, — подумай о себе. Тебе же нужны и стулья, и стол, и диван, и подушки, и занавески.

Я собрала ножи, которые он выложил, — старые, прожившие много лет ножи, мытые-перемытые в мойке, покореженные, отслужившие свое. Я любила их все.

Он резко остановился.

— Но тебе же нужна плита, холодильник. — Он провел рукой по волосам и посмотрел на меня растерянно. — Что же делать? Об этом нужно было подумать заранее.

Неужели он действительно считал, что я такая неприспособленная?

— Папа, я собираюсь сама все купить. Я же зарабатываю достаточно.

Он посмотрел на меня с изумлением, затем с облегчением.

— Ну, тогда все в порядке. Для начала ты можешь приходить и есть вместе с нами, пока не купишь свою плиту.

— Да, конечно, — сказала я.

Вернулись с коробками Пол и Мартин, и мы стали засовывать в них все, что отыскали. Пол поднимал каждый предмет без особого желания, даже с брезгливостью.

— Не бери это с собой, Китти, — говорил он. — Они отвратительны, просто куча хлама.

— Нет, — удивленно отвечала я. — Они просто очаровательны. Пользуясь ими, ты представляешь все те руки, что когда-то их держали, все рты, что ели из них. Целые годы воспоминаний, десятилетия истории, которые забыты большинством людей.

Пол поднял брови:

— Ты слишком много книжек читаешь.

— Разве можно критиковать то, чем пользуешься? — сказала я и нахмурилась.

Да, конечно, нужно все как следует отчистить — я всем этим займусь, как только устроюсь, — но я подумала, что он несправедлив. Он прожил с этими вещами всю жизнь. Он мог бы переехать куда угодно, купить собственный дом, а он предпочел остаться здесь, среди нашего разбитого хлама.

Он ответил мне холодным, безразличным взглядом, мое негодование его не тронуло. Я никогда не могла понять, что он думает.

— Хватит спорить, несите вещи в грузовик, — сказал отец. — И зовите сюда Мартина, понесете диван — вот тот, сине-желто-красный.

— Папа, — сказала я, — ты же сам этого не хочешь. Он стоял здесь все эти годы. Он стал частью дома.

Он рассмеялся преувеличенно громко. Я начала замечать, что он слишком уж возбужден.

— Ну и что? Это был диван твоей мамы. Забери его. Она бы захотела, чтобы он был у тебя.

— Ах, папа! — сказала я и почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза.