Изумительное буйство цвета - [65]

— Я уже прожил три четверти века. Не вижу причин, которые не дадут мне справиться и с финальной, четвертой.

— Но ведь, становясь старше, — говорит Пол, — ты теряешь способность работать, как раньше. Так стоит ли так стараться?

— Бесспорно. Твой мозг еще работает, и ты это понимаешь. А впереди у тебя годы.

— К сожалению, — говорит Джеймс, — все остальные должны оплачивать расходы на твое лечение в форме подоходных налогов.

— Но я не собираюсь уходить, — говорит отец. И добавляет медленнее: — У меня ощущение, что мне не многим более… двадцати.

Конечно, Джеймс не относил свои слова на его счет. Но это и не был ответ Джеймсу. Он рассматривал женщину, появившуюся в дверях. Мы все посмотрели на нее. Все забыли на миг о еде, поставили на блюдца чашки, которые перед этим держали в руках.

— Что? — говорит отец и умолкает.

Он хмурится и трясет головой; смущение застывает на его лице.

* * *

Женщина смеется; пронзительно и слегка истерично.

— Ну что ж, — говорит она. — Ребята, привет!

Мой отец смотрит на нее в таком изумлении, как будто не верит собственным глазам. Я жду, что сейчас он произнесет имя: Люси, Элен, Анджела, — одно из тех имен, что в письмах на чердаке; но по какой-то непонятной причине я знаю, что происходит сейчас совсем другое.

— Марг… — говорит он и останавливается. — Маргарет?

Он отставляет свою чашку с блюдцем и поворачивается к ней спиной. Мне видно, как покраснело его лицо.

— Как ты осмелилась? — медленно выговаривает он, и дальше — значительно громче: — Как посмела ты явиться сюда?

Матери. Новорожденные. Биологически соединенные пуповиной. Когда я родилась, легкий укол времени закрыл соединительный проход, кровь поднялась от сердца к легким. Что-то в этом роде. Когда-то я была частью моей матери, а потом перестала ею быть. Наше разделение должно было проходить более плавно. Не так внезапно. Внезапность дала ощущение, будто меня бросили.

…Я слышу в комнате дыхание каждого, но не слышу своего собственного. Неужели эта женщина — Маргарет, мать Дины, Адриана, Джейка, Мартина, Пола и моя? Мертвый персонаж, воскресший в теле маленькой злой старухи? Она даже не выглядит настолько большой, чтобы быть матерью шестерых, и настолько значительной, чтобы быть моей мамой.

— Гай Веллингтон, — говорит она. Ее голос звучит ниже, чем раньше, но все равно остается таким же зловещим. — И ты еще имеешь наглость стоять здесь и спрашивать, почему я пришла? На похороны собственных родителей? Вот как ты осмелился здесь появиться? — Совсем неожиданно ее речь звучит как речь человека образованного, что абсолютно не соответствует ее внешнему виду.

Пол смотрит на нее в полном замешательстве.

— Кто вы? — говорит он.

Адриан направляется к ней, протягивает руку.

— Я Адриан, — говорит он. — Я ждал, что вы приедете раньше. — Его голос изменился: стал еще выше на высоких нотах и звучит неровно.

— Ждал? — говорит отец.

Она стоит и смотрит на него, оглядывает с ног до головы. Не похоже, чтобы он произвел на нее впечатление.

— Адриан, — говорит она в результате, — я думала, что ты выглядишь совсем не так.

— Я тоже не такой вас себе представлял.

— Что же означает «ждал»? — говорит отец.

Маргарет и Адриан неловко жмут друг другу руки, оба без особого желания, как будто боятся заразиться и стараются побыстрей друг от друга избавиться.

Бабушкина подруга из Эксетера отставляет свою чашку с блюдцем, подвинув их ко мне; звон посуды на короткое время всех отвлекает. Она не допила свой чай.

— Что ж, — говорит она резко, — думаю, мне пора. — Она неопределенно всех оглядывает. — Где там мое пальто?

Никто не отвечает, каждый надеется, что ею займется кто-то другой. Это следовало бы сделать Джеймсу, так как его лично возвращение моей матери не затрагивает. Мне бы хотелось как-то подтолкнуть его к действию, но он сидит в другом конце комнаты, вместе со всеми смотрит на Маргарет, и мне не удается перехватить его взгляд.

— Мое пальто… — повторяет бабушкина подруга, начиная нервничать.

— Да, конечно, — говорю я. В конце концов, я — единственный человек, кому знаком этот дом.

Я веду ее в холл, и дальше, в спальню, где оставленные пальто сложены на моей кровати. Я иду впереди очень живо, стараясь и ее вынудить действовать быстрее. Но она движется удручающе медленно. А я так боюсь пропустить что-нибудь важное.

— Спасибо, Китти, — говорит она, застегивая длинное легкое пальто.

На ней коричневые дорожные туфли, очень гармонирующие с ее шерстяным шарфом, который она обматывает вокруг шеи. Мне хочется сказать ей, что сейчас июль. Что летом ходить в шарфе нет никакой необходимости. Но я этого не делаю, потому что мои слова займут слишком много времени.

— Они очень любили, когда ты к ним приезжала, — говорит она. — Как они гордились, когда ты сдала тот экзамен… — Она прерывается, вытаскивает из кармана пальто носовой платочек и громко сморкается.

Глаза у нее совсем красные. И о каком это экзамене она говорит? Не путает ли она меня с Маргарет?

— Как жаль, — снова говорит она. — Я так долго знала твоих бабушку и дедушку. Они всегда были так добры ко мне.

Она опять сморкается. Потом неуклюже целует меня в щеку и спускается в холл. Никогда не видела ее раньше. Даже не представляю, откуда она знает, как меня зовут.