Изумительное буйство цвета - [18]

Мы спускаемся вниз и встаем в длинную очередь за мороженым. Эмили в восторге от Питера Пэна, а Рози — от мороженого.

— Китти, а что мы можем купить?

— Все, что хотите.

— А что там есть?

Я показываю картинки всего, что есть в ассортименте. Эмили хочет рожок, а Рози апельсиновое на палочке. Но когда подходит наша очередь, в продаже остается только в стаканчиках.

— Клубничное, шоколадное или простое? — спрашивает продавщица.

— Какое вы выбираете? — спрашиваю я девочек.

— Апельсиновое, — отвечает Рози.

— А я хочу рожок, — вторит ей Эмили.

— Два шоколадных, пожалуйста, — говорю я.

Трудно поверить, что это удовольствие стоит так дорого.

— Я же хочу на палочке, — говорит Рози и начинает плакать.

Она выглядит разгоряченной и усталой, и я какое-то время раздумываю, не пора ли мне отказаться от своей затеи и отвезти их домой. Но тут я вспоминаю, как им понравилось первое действие, как они успокоились в конце. Нет, я была права, приведя их сюда. Я открываю стаканчик и беру на ложечку немного шоколадного мороженого.

— Открой рот пошире, — говорю я и быстро кладу мороженое Рози в рот, так что она даже не успевает опомниться.

Звонок предупреждает о конце антракта.

— Быстренько, — говорю я. — Кто-нибудь хочет в туалет?

— Нет, — говорит Рози и проглатывает мороженое.

— Я хочу, — отвечает Эмили. — А что же делать с моим стаканчиком?

— Я подержу, пока ты сходишь.

С Эмили гораздо проще, чем с Рози. Она сама может сходить в туалет и спустить за собой. Она выходит и медленно моет руки над розовой раковиной.

— Такой хороший туалет, — говорит она мне, и мы идем наверх.

Мы добираемся до наших мест как раз вовремя, и я слышу общий вздох разочарования, вызванный нашим возвращением. Я усаживаю девочек, продолжающих есть мороженое, с двух сторон от себя. Они на минутку замолкают, и я успокаиваюсь.

— Китти! У меня упало мороженое.

Я роюсь в сумке в поисках салфетки. Кто-то толкает меня в плечо. Я оборачиваюсь, и женщина сзади протягивает мне пачку салфеток.

— Спасибо, — шепчу я и собираю с куртки Рози большую часть ее мороженого.

Мы спокойно сидим на своих местах, и я опять думаю о людях вокруг нас. Вероятно, у них есть свои собственные дети, гораздо старше, чем Эмили и Рози, и они наверняка знают, чего от них ожидать. А я вечно буду либо переоценивать, либо недооценивать их способности, потому что я не каждый день с ними. Не я кормлю их завтраком, разговариваю с ними, выслушиваю их, не я читаю книжки им на ночь. Я знаю детей только по книгам; какие у них приключения, открытия, о чем они думают, но так как эти книжные дети не дышат и не разговаривают, то они никогда не могут стать настоящими. А это совсем не то же самое, что жить бок о бок с такими же детьми и самой видеть, как они растут.

Я думаю о тех детях, которых потеряли, и начинаю понимать, что это я принадлежу к их числу, а не люди, меня окружающие. Я выросла без матери. Это меня потеряли, и никто не может помочь мне отыскать свой настоящий дом, потому что никто не может дать мне то, чего я хочу больше всего.

— Китти, — шепчет Эмили, — Рози заснула.

Я беру мороженое из расслабленных рук Рози, тихонечко вытираю ей лицо и укладываю ее голову к себе на колени. Я медленно доедаю ее мороженое и подавляю в себе желание покрыть поцелуями ее светлую головку.

Только на остановке, увидев приближающийся автобус, мы вспоминаем, что забыли куртку Рози в театре.

— Китти! — Эмили дергает меня за рукав.

Рози, наполовину проснувшаяся, лежит на моем плече, и рука моя ноет под ее тяжестью.

— Подожди, скажешь, когда сядем в автобус.

— Куртка Рози!

— Неужели ты не можешь подождать, пока мы войдем?

В руке у меня мелочь для оплаты проезда.

— Мы забыли куртку. Она осталась в театре.

Моя правая нога уже на ступеньке, я раздраженно смотрю на Эмили:

— Да мы же взяли ее — посмотри, она у меня под мышкой.

— Ее там нет.

Эмили права. Мы забыли куртку. Я останавливаюсь на ступеньках, пытаясь сообразить, что делать дальше.

— Что будем делать? — спрашивает шофер. — Едем или не едем?

Я смотрю на него. Большой соблазн войти и уехать.

— Извините, — говорю я. — Мы забыли куртку.

Он улыбается, вполне дружелюбно.

— Следующий автобус через полчаса.

— Спасибо, — отвечаю я.

Мы устало бредем обратно. Уже десять часов, и театр вполне может быть закрыт. Я не могу и представить себе, что будет, если Лесли придет домой раньше нас. Десять часов — это еще не поздно. Мы можем успеть домой до одиннадцати. Я знаю случаи, когда Лесли приходила и позже.

Двери в театре все еще открыты, и я прошу Эмили и Рози постоять возле них, а сама бегу к нашим местам. Оборачиваюсь, смотрю на девочек. Рози все еще полусонная, и Эмили держит ее за руку. Однако ей это не очень удается.

Я бегу по ступенькам к самому верхнему ряду. В проходах уборщицы с пылесосами чистят, подбирают мусор. До нашего ряда они еще не дошли. Я, перескакивая через ступеньку, долетаю до верха. Розовый рукав куртки свешивается с сиденья. Это куртка Рози, с пятнами от мороженого на одной стороне. Я хватаю ее в охапку, не обращая внимания на уборщиц.

Спускаясь по ступенькам вниз, я вижу незнакомого мужчину, разговаривающего с Рози и Эмили. Он так согнулся, что лицо его на одном уровне с их лицами. Это молодой человек в джинсах и красной клетчатой рубашке, он мне смутно кого-то напоминает.