Я открываю было рот, чтобы расспросить его, но вовремя спохватываюсь. Мне хочется узнать, что он говорил, как все проходило, нравится ли она ему. Но я вижу, что он не сможет всего мне рассказать. Он — мужчина, который не может ужиться с ярким разноцветным ковром.
— Как ты думаешь, попытаться мне разыскать моего настоящего отца? — спрашиваю я его как-то раз.
Он внимательно смотрит на меня. Он очень осторожен.
— А ты как думаешь?
— Может, да, а может — нет.
— Что ж, все может быть. Посмотрим.
Итак, буду ли я возвращаться к прошлому? Возможно, что да. Должны же найтись люди, которые помнят тех хиппи, что ездили в розовом фургончике. У меня возникает ощущение, что в конечном итоге я стараюсь поймать сама себя; после всех этих снов, в которых я бегу по пустым комнатам за своей собственной ускользающей юбкой, после этих блужданий по кругу, после всех моих путешествий по кольцевому маршруту на автобусе номер 11.
— Джеймс…
Он ждет. Он знает, что я хочу сказать.
Я больше так не могу.
Один из нас должен это сказать.
— Мы не сможем иметь детей, — говорит он.
— Да, — говорю я, понизив голос. — У нас нет будущего.
— Мы сможем сделать что-то другое.
Да. Завести кошку, собаку.
— Многие не могут иметь детей, — говорит Джеймс.
— Да, — отвечаю я.
Тишина нависает над нами.
— Мы должны с этим смириться — устроить жизнь без детей, делать то, что хотим.
Мне трудно говорить. Смотрю на потолок и вижу крошечного паучка, устремляющегося к какой-то призрачной цели. А знает ли он, куда идет? Или откуда пришел?
— Да, — говорю я.
