Изощренное убийство - [10]

– Вероятно, она боролась с убийцей, – предположил доктор Этридж.

– Не похоже. Папки сняли с полок и намеренно разбросали вокруг. Для этого должна была существовать какая-то причина. В убийстве не было никакой спонтанности.

Как раз в этот момент Питер Нейгл, который, очевидно, все это время стоял за дверью, вошел в помещение:

– В дверь позвонили, сэр. Это прибыли полицейские?

Дэлглиш заметил, что стены архива хорошо изолированы. Звонок входной двери звучал громко и резко, однако тут ничего никто слышал.

– Верно, – подтвердил он. – Поднимемся наверх.

Пока они вместе шли к лестнице, доктор Этридж сказал:

– Мне хотелось бы знать, господин следователь, не могли бы вы в ближайшем времени допросить наших пациентов? В клинике их осталось только два: мужчина – пациент, проходящий курс психотерапии у моего коллеги доктора Штайнера, и женщина, которую лечат лизергиновой кислотой здесь, внизу, в полуподвальном кабинете в передней части здания. Доктор Бейгли может объяснить, как проходит лечение, – это его пациентка. Но можете быть уверены: она смогла встать с кушетки лишь пару минут назад и, разумеется, ничего не знает об убийстве. Во время лечебных процедур такие пациенты почти полностью дезориентированы. Сестра Болем находилась при ней весь вечер.

– Сестра Болем? Она приходится родственницей умершей?

– Кузиной, – коротко ответил Бейгли.

– А ваша дезориентированная пациентка, доктор? Она увидела бы, если бы сестра Болем покинула ее во время лечения?

Доктор Бейгли отрезал:

– Сестра Болем не покинула бы ее.

Они вместе поднялись по лестнице и услышали в коридоре шум голосов.

Звонок в дверь ознаменовал вторжение в клинику Стина атрибутов и признаков иного, чуждого мира. Тихо и без лишней суеты полицейские эксперты приступили к делу. Дэлглиш удалился в архив вместе с хирургом и фотографом. Специалист по отпечаткам, невысокий человек, со щеками, пухлыми, как у хомяка, и крошечными тонкими пальцами, занялся дверными ручками, замками, ящиком для инструментов и идолом Типпета. Полисмены в штатском, сбивая всех с толку своим видом, так как напоминали скорее актеров кино в роли шпиков, методично обыскивали каждое помещение и каждый шкаф в клинике, проверяя, действительно ли тут нет никого, кому здесь быть не положено, и действительно ли черные входы-выходы на полуподвальном и первом этажах надежно заперты изнутри. Медицинский персонал, не вовлеченный в эти действия и собравшийся в кабинете на первом этаже, куда второпях притащили дополнительные мягкие кресла из приемных, чувствовал себя так, будто его исконную территорию захватили чужеземцы, а сотрудники клиники попали под колеса безжалостной машины правосудия и вскоре столкнутся бог знает с какими злоключениями и несчастьями. Лишь секретарь Лодер, казалось, хранил спокойствие. Он расположился в коридоре, как сторожевой пес, и сидел там в одиночестве, терпеливо ожидая, пока подойдет его очередь идти на допрос.

Дэлглиш воспользовался кабинетом мисс Болем. Это было маленькое помещение на первом этаже между большим общим кабинетом в передней части здания, кабинетом лечения ЭШТ и комнатой отдыха. Напротив находились два кабинета и приемная для ожидания пациентов. Кабинет был создан при помощи перегородки, отсекавшей конец большого помещения, так что он обладал весьма странными пропорциями и был чересчур узок. Внутри почти не было мебели и отсутствовал даже намек на какой-либо вкус, если не считать большую вазу с хризантемами на шкафу. У одной стены располагался старомодный сейф, а вдоль другой были расставлены зеленые металлические шкафы для документов. Стол был совсем скромным, и на нем не лежало ничего, кроме настольного календаря, выпущенного Издательством ее величества[6], блокнота для записей и тонкой пачки папок из манильской бумаги. Дэлглиш просмотрел их и сказал:

– Это странно. Похоже, здесь досье тех, кто здесь работает, но только женщин. Между прочим, среди них нет ее собственного. Интересно, зачем мисс Болем их достала?

– Возможно, хотела проверить, кому и когда положен ежегодный отпуск или что-то вроде того, – предположил сержант Мартин.

– Думаю, может, и так. Но почему только женщины? Да ладно, вряд ли в данный момент это имеет первостепенное значение. Давайте взглянем на эти пометки.

Судя по всему, мисс Болем была из тех административных работников, что не доверяют своей памяти. Верхний листок блокнота, где стояла дата, был испещрен записями, сделанными косым, почти детским, почерком:

Медицинская комиссия – поговорить с М.К. кас. предложения о подростковом отдел-ии.

Поговорить с Нейглом – порвался шнур для подъема окна в кабинете мисс Каллински.

Миссис Шортхаус – отпуск.

Эти пометки по крайней мере можно было понять, а вот слова, стоящие ниже и написанные, казалось, впопыхах, гораздо хуже поддавались толкованию.

Женщина. Здесь восемь лет. Прибыть в 1-й понедельник.

Дэлглиш сказал:

– Похоже на запись телефонного разговора. Конечно, это мог быть и разговор личного характера, не имеющий ничего общего с делами клиники. Возможно, звонил какой-то врач, пытавшийся разыскать пациента, или наоборот. Кто-то или что-то, очевидно, прибудет в первый понедельник или в понедельник первого числа. Здесь можно дать с дюжину разных интерпретаций, и ни одна из них не будет иметь прямого отношения к убийству. Тем не менее недавно кто-то позвонил по поводу какой-то женщины, и мисс Болем явно занялась изучением досье всех сотрудниц клиники. Для чего? Чтобы проверить, кто из них пришел на работу восемь лет назад? Все это как-то сомнительно. Оставим на время такое приятное занятие, как выдвижение гипотез, и приступим к допросу персонала. Прежде всего я хотел бы поговорить с машинисткой, девушкой, которая обнаружила тело. Этридж сказал, она очень расстроена. Будем надеяться, что она уже успела успокоиться, иначе мы проведем здесь добрую половину ночи.