Изоляция - [22]

Вот он, этот самый миг — когда я отчетливо понимаю, что после этого мне никогда не стать таким, каким я был прежде. Но иного выхода у меня нет. Они не должны его найти.

Чувствуя, как с неестественной, сверхвозможной для человека частотой лупит в груди сердце и как наполняется горячей кровью изнутри санитарский костюм, я хватаю парня на плечо и выношу на балкон. Он уже открывал глаза, и лицо его морщилось от боли. Еще мгновение — и он окончательно придет в себя. Спехом, но в то же время будто не своими руками, я набрасываю ему на голову свою футболку, а его семейки и без того отдаленно напоминают мои джинсовые шорты.

Прости, парень, прости… Тебе просто не повезло с туроператором. Не в люкс ты попал.

«Доги» выломали дверь, я слышу, как скрипит паркет под тяжестью их шагов. Они будут стрелять в любого, кто попадется на их пути. Они готовы растерзать меня как львы лань. Орут, чтобы я вышел к ним с руками на затылке, и врываются в комнату ровно в тот момент, когда ноги парня исчезают за окном балкона.

Санитар даже ничего не понял, вскрикнул почти над самой землей. Грохнулся грудью на бетонную рампу у входа в подъезд, повис головой в подвал. Дежурившие, как я и предполагал, «доги», неспешно к нему потянулись. Правильно, чего спешить теперь?

Те же, что вбежали в комнату, пять или шесть человек, грубо меня отстранили от открытых створок, выглянули вниз.

— Чего ты не открывал, а?!

— Я… не знаю… сквозняком дверь захлопнулась. А этот тут…

— Как это случилось? — спросил один из них, глядя на мертвое тело внизу.

— Да я и сам не понял, — объясняю, едва ворочая закостенелым языком. — Хотел его остановить, но он сказал что-то типа «зае*ало меня все» и выпрыгнул.

— Не дождался лифта, прыгун херов, — удовлетворенно потянул другой. — Надо было повыше забраться.

— А куда ему тут было кондярить? — загнусавил третий. — По любасику на нас вышел бы. Так что подвезло еще фраеру, что откинулся сразу. А то я бы ему кишонки на уши навесил.

— Э, ну чего ты там таращишься? — спросили сзади. — Не видел мозгов на асфальте никогда, что ли?

Мне на плечо легла тяжелая рука. От этого прикосновения мороз прошиб тело, а сердце, досель отстукивающее невероятный темп, на мгновение просто как в колодец кануло. Наверное, сейчас узнать чужое лицо под маской не составило бы и малейшего труда. Но я изо всех сил стараюсь унять себя, и просто мое счастье, что в этот миг все смотрят вниз, а не на меня. В отличие от напарника, который если бы тоже выглянул…

Мать, от скольких же еще факторов случайности зависит, жить мне или нет?

— Пошли, я что, сам его тащить буду? На шестом еще один жмур есть, а на третьем аж четверо. Воду будешь?

Он протянул мне бутылку, но я не взял бы ее, даже если б мне в рот насыпали песка.

Тащусь за широкоплечим санитаром словно в бреду. Стрелки внутренних часов осыпались от тяжести, ось вращается впустую. Мы выходим на площадку, поднимаем тело в мешке за ручки и сходим по лестнице. Я не ощущаю рук, я не ощущаю несомого веса, я пытаюсь понять, сколько времени уже прошло и сколько пройдет еще, прежде чем они поймут, что внизу лежит не тот. Я накидываю себе лишние очки форы за то, что «доги» могут не знать всех санитаров в лицо, но как быстро к лежащему парню доберется другой санитар и поднимет тревогу, узнав в «прыгуне» своего? Или как быстро сами «доги» разгадают этот ребус и обнаружат между мной и суицидником не менее десятка явных десять отличий. И возраст, и телосложение в целом. Некоторые ведь из них видели меня свисающим, как обезьяна, с балкона соседнего подъезда. Как быстро они поломают мою легенду?

А череда лестничных пролетов не заканчивается. Все вниз, и вниз, и вниз. Неужель сразу в ад заносим?

Напарник что-то бубнит, я его не слышу, по крайней мере не отвечаю, а он, спасибо ему, и не требует от меня никакой реакции. Все, что я расслышал, что вскоре «все это накроется медным тазом» и «не будет никакой санитарной службы». Но, как и прежде, я оставил это без внимания.

Я просто передвигал ногами. А когда вышел на свет, мне показалось, будто я покинул темную, сырую пещеру после нескольких дней бесцельных блужданий в ее лабиринтах. Под теплыми лучами стало легко и спокойно, мысли упорядочились, сердце остепенилось. Идеальное расположение духа для безумных поступков.

Мы передаем труп другим двум парням, которые стоят возле мусоровозки, а те, в свою очередь, передают мешок другим двум, которые стоят на бортах. Кто-то из последних спрашивает моего напарника, что там случилось, интересуются, что за стрельба и в кого палили, но тот вяло отмахивается. Мол, не знаете разве, в кого могут стрелять? В людей обычных, не в инопланетян же.

— Идем, Суриков, у нас дел еще по горло. Эй, ты куда? С тобой все нормально?

Я понимаю, что он обращается ко мне, но остановить меня сейчас может разве что пуля. Я решительно шагаю прочь от машин, затылком ощущая отправленные мне вслед взгляды. Они еще не понимают, но скоро им все станет ясно. Для некоторых, с той стороны дома, где лежит разбившийся санитар, уже все ясно, я это просто чувствую.

Срываясь в бег, я слышу крики за спиной. Один из голосов мне очень знаком. «Нападе-е-ние!» Привет, крикун, никак не угомонишься? Обещал не сдавать меня, а вышло как обычно.