Изольда Извицкая. Родовое проклятие - [44]

…

Дело в том, Слава, что сейчас во мне происходит коренной перелом, я сама это чувствую очень хорошо.

…

Встретила комсорга (Таллиса), он объяснил, что он «срывается» с политэкономии на просмотр в старое здание, и пригласил меня. Ну мы и отправились. А смотрели режиссеры 3-го курса, а я их не особо уважаю, потому что уж больно пристают: то да се, хорошенькая, глазки, щечки — противно. Но т. к. я была с Таллисом, то под его «покровительством» я решила посмотреть фильм «Иван Грозный», 1-ю серию — и опять, как когда-то давно, этот фильм произвел на меня чудное впечатление. Потом был политчас, проводил Б. В. — ничего существенного не случилось, и потом мастерство. Читали (все еще читаем за столом «Спутники»). Ничего у меня с Фаиной сначала не выходило, потому что Б. категорически запрещает играть, велит просто читать, строя по логике фразы. А это скука ужасная, эта логика, но потом, когда пошли сцены Фаины и Юлии Дмитриевны, то мы с Руфкой (она — Ю.Д.) не сдержались и стали играть, немного подняло дух, Б. уже ничего не сказал, ему, наверное, самому надоела логика. А потом были «Три сестры». Знаешь, Славушка, вот с Ириной у меня лучше, я ее чувствую, особенно в отношениях с Тузенбахом. Сегодня Б. сам мне сказал: «Ну-ка, Изольда, прочти за Ирину» — уже вторую репетицию… И все-таки, Славушка, а вдруг мне не дадут эту роль… очень хочется играть. Она меня тянет к себе потому, что в Ирине очень много благородного, а во-вторых, она мне очень понятна тем, что вот она не может полюбить, у меня ведь до тебя, родной, было такое же состояние, я этим мучалась. Она и говорит, что «я как хороший запертый рояль, ключ от которого потерян», чудная она! И в то же время она простая, земная, избалована близкими, есть в ней и отрицательные стороны, но положительные превосходят.

…

И начались у нас репетиции самостоятельных отрывков. Я ведь, Славка, запарилась, честное слово. А у меня лично нет своего отрывка, все меня ребята приглашают к себе. Когда после мастерства пошли с Артуром попить в буфет, то ко мне подошел с нашего курса Валька З. и со слезами на глазах стал умолять меня, чтобы я согласилась играть с ним в отрывке из «Вишневого сада» — Аню, а он Трофимова. Я не могла отказать, хотя это для меня был уже 5-й самостоятельный. Отрывок, а это очень много, потому что все роли трудные. Но отказать было нельзя, потому что он просил слезно ему помочь, ибо он находится в институте на «птичьих правах», его ведь отчислили, а потом с грехом поставили трояк и оставили, теперь ему как никому нужно много и сильно работать. А с ним приключилось дело: он на днях попал в какую-то грязную историю, его избили так, что он лежал несколько дней в больнице, теперь он много пропустил, приходится не только наверстывать, но еще и показываться в соответствующем свете, чтобы хотя бы тройку оправдать. Ну, он мне все это объяснил, и я не могла ему отказать, ибо это с моей стороны было бы великое свинство, если бы отказала. А потом, Славушка, репетировали с Артуром «Доходное» — ничего не выходит. Видно другой отрывок «Из доходного» — так этот идет чудно. С Астрой играем, она Юленьку, а я Полиньку. Самочувствие такое, как надо, по-нашему правильное.

Но самое главное — это «Медведь». Славка! У меня так разыгралось настроение после этой репетиции, что даже когда возвращалась домой, я, не смотря на дождливую погоду, с Таллисом шли до остановки трамвая, а доехали почему-то необыкновенно быстро до дома. А дождь сильный, но мне даже и погода по душе была, Славушка, так чудно прошла репетиция. Сначала у нас с Таллисом ничего, ну ничего не выходило, особенно у меня в первой половине, это очень трудный образ (Славушка, сейчас по радио передают вальс Хачатуряна из «Маскарада» — великолепный, он мне почему-то напоминает нашу вечернюю Оку, помнишь мы с тобой сидели над Окой на бревнах, помнишь, родной. Как мне еще хочется так посидеть вместе, только вместе. Любимый.) Но продолжаю. Но вторая половина у меня вдруг загорелась, и уже не сидела на месте, меня носило по мастерской, во мне уже сидел какой-то бес… Мы могли так репетировать до ночи, но был уже 9-й час…

…

А потом Таллис меня провожал до трамвая, и мы откровенно с ним болтали, он мне еще давно рассказывал о себе, о своей семье. Он — латыш, и мать его очень предана своей вере, она против того, чтобы Таллис был не только комсомольцем, но и артистом, особенно она не хотела его отпускать в Москву, она хотела сделать из него просто хорошего семьянина. Но он не из таких. Но сейчас дорогой он мне рассказал о себе, как ему трудно, она ведь ему не помогает, как тяжело без денег. А потом говорили о тебе, он расспрашивал, что ты сейчас делаешь и где будешь работать. Я ему сказала, что мы со Славкой поженимся, он сказал, что так и должно быть, но только, говорит, нужно, чтобы он там работал, чтобы ему не приходилось разлучаться с тобой надолго. Хороший он, честный и главное культурный. Вот я не знаю почему, но на курсе я могу довериться (конечно, не во всем) только Юльке да некоторым ребятам. Знаешь, Славушка, ребята чуткие, сразу все поймут, а девчата завистливы. Ей-богу. А Юлька очень хорошая, я ее зову «Бархатные реснички» — у нее такие они пушистенькие-пушистенькие и кажутся бархатистыми.