Изобрети нежность - [17]

– Бабушка живет по этому адресу. И дядя Костя.

– Ну вот! – обрадованно вздохнула Викина мать, подступая к баптисту. А тот немножко отстранился от нее.

Павлик ждал, что теперь будущий Викин отчим погонит его каким-нибудь злобным «проваливай!», но заметил, что взгляды баптиста и Викиной матери направлены куда-то через его голову, и услышал бодрый, по-солдатски чеканный голос за спиной:

– Здравия желаю!

– Здравствуйте… – растерянно пробормотала Викина мать, отступая к забору. Баптист нехотя буркнул:

– Здоров…

На дорожке, за спиной Павлика, вытянувшись по стойке смирно и взяв правую руку под козырек, стоял долговязый суворовец с ярко начищенной бляхой и красными лампасами на брюках. Взгляд у него был, под стать голосу, бодрый, а нос не по-мальчишески так высоко вздернут, что казалось, тянет кверху всю его голову.

Воспользовавшись моментом, Павлик шагнул мимо Викиной матери к дому. Но у калитки Мелентьевых, у которых мать наказывала брать соленья, вспомнил, что выходил из дому с поручением… Задержался, чтобы негромко шевельнуть щеколдой, и слышал весь разговор у дома Вики.

С вопроса о ней суворовец и начал:

– Вика здесь живет?

– О-о… – горестно воскликнула Викина мать, поднимая, как для молитвы, руки. – Еще один! – Баптист движением руки остановил ее.

– Зачем тебе Вика?

– Мы договорились, – не растерялся суворовец.

– О, господи! – не выдержала и снова запричитала Викина мать. – Сколько же вас?! Что вам, других девочек нету?

Павлик неприятно поежился.

Вмешался, опять останавливая Викину мать, баптист.

– Уехала Вика! – бросил он суворовцу, как обругал. – Нет ее!

Но суворовец оказался настойчивым. Взял руку под козырек.

– Куда уехала? – И опустил руку.

– Да к такому же, как ты! – окончательно разъярился баптист. – Куда еще?!

Павлик думал суворовец оскорбится. А тот хладнокровно поинтересовался:

– Когда она вернется?

– Откуда мы знаем?! – почти простонала Викина мать. – Оставьте вы ее в покое, ради бога!

Суворовец помедлил, прежде чем уйти. Потом снова отдал честь.

– До свидания! – И, лизнув губы, двинулся в обратном направлении.

Баптист повернулся к Викиной матери.

– Может, все-таки одна съездишь? Дела у меня…

– Нет, нет! Ради бога! – испугалась Викина мать. – Ты мужик, тебе будет все проще! Скажешь слово… А завтра назад! Ведь у меня вся надежда теперь только на тебя! – Она готова была заплакать.

– Скажешь ей… – проворчал баптист. – Она сама скажет…

Викина мать оглянулась на Павлика. Тот застучал щеколдой.

– Не-ту и-их! – громко пропела, неожиданно появляясь от своего дока, полногрудая, улыбчивая жена Кузьмича.

– Мне мама велела… капусты взять, – оправдался Павлик.

– Не-ту и-их! – сверкнув белыми зубами, повторила, не останавливаясь возле него, молодая женщина. Теперь она была в пальто, но, как всегда, с непокрытой головой. – Завтра приедут! – объяснила она Павлику и остановилась перед Викиной матерью. – А вы чего?! Или не слышали?

– Да слышали… Тут своих забот хватает! – отмахнулась Викина мать.

А та, глянув на чемодан у забора, неожиданно всплеснула руками:

– Никак Вика опять сбежала?! – И, высоко запрокинув голову, она залилась долгим, радостным смехом.

– Ну ладно, трогаем… – проворчал баптист.

Уже отойдя на порядочное расстояние, Павлик все слышал веселый голос: «Ай, да Вика! Ну, девка!..» И все это было очень тягостно Павлику, очень угнетало его какой-то абсолютной своей ненужностью.

Дома

Костя чистил картошку на кухне, а Вика, разыскав где-то и натянув на себя голубой спортивный костюм Павлика, сидела, подобрав ноги, на кушетке, листала какой-то альбом.

– Ой, Павлик! – обрадовалась она ему.

Павлик буркнул в ответ:

– Я сейчас… – И, зачем-то показав ей бидон, шагнул в кухню.

Костя был тоже рад ему. Положив набок табурет, он сидел над кастрюлями, в одной из которых была картошка, в другой вода, между ними возвышалась горка очисток. Свои длинные, роскошные волосы он повязал ремешком, как делал это на заводе. И вид у него был мастеровой.

– Ну, как?! Чего ты долго?! – Павлик поставил бидончик на плиту, как это делала мать, и остановился против Кости, тупо глядя на большой кухонный нож в его руке. Костя насторожился. – Ты чего, Павка?.. Что-нибудь не лады, а?..

А Павлик просто не знал, что сказать ему, как сказать…

Костя заметил это. И хотя все время говорил шепотом, чтобы не услышала Вика, теперь вовсе понизил голос:

– Случилось что-нибудь, да, старик?..

– Аня… – наконец проговорил Павлик, по-прежнему бессмысленно тараща глаза на нож в Костиной руке, и запнулся. Потому что не мог сказать: «Пропала Аня, нет ее больше», хотя мысль эта сверлила мозг. Сказал: – Аня куда-то делась…

Костя оглянулся на ширмочку, привстал, чтобы включить репродуктор, штепсель которого мотался по стене рядом с ним. В уши грохнула оркестровая музыка.

– Ой, хорошо! – донеслось из комнаты. – Чего вы раньше не догадались?

– Как это – делась?.. Куда делась? – тревожно спросил Костя.

Павлик с пятого на десятое рассказал ему, как побывал за Жужлицей, об Аниной матери, о санках в полынье…

И Костя наверняка понял, что это значит. Уронив нож, обхватил голову руками, потом жестко провел по волосам от висков к затылку.