Изнанка свободы - [47]

Тогда я злюсь. Не потому, что у него есть иная жизнь, о которой мне мало что известно. Скорее потому, что у меня такой жизни нет.

Он — солнце, я — лишь один из многих спутников.

Часть той иной жизни — культисты. Он иногда упоминает их. Чаще — с досадой. Иногда уезжает «на охоту», как он любит шутить. Пропадает где-то целый день, возвращается злой, запирается у себя в комнате или идет тренироваться со шпагой, вымещая ярость на невидимом противнике.

Неуловимый лорд-командор стал его навязчивой идеей.

— Я найду его, вот увидишь, Франческа. Разыщу ублюдка, даже если на это потребуется двадцать лет!

По его приказу Тильда рассказала мне о подвалах Ордена. Очень сухо и скупо, но мне потом неделю снились кошмары.

Хорошо, что Джованни больше не имеет отношения к этой мерзости.

Порой Элвин уходит вечером, чтобы вернуться лишь под утро и тогда от него пахнет женщинами. Женщинами-фэйри. Чаще всего той самой — цитрус и миндаль. Но не всегда.

Я предпочла бы ничего не знать об этой части его жизни. Не получается. Запах висит в воздухе, вторгается, недвусмысленно рассказывая, где был и что делал мой хозяин. И когда я утром спускаюсь по лестнице в облике кошки, а он поднимается мне навстречу — довольный, с блудливой улыбкой на лице, я отчего-то чувствую ослепительную, животную ярость.

Иногда я даю ей волю.

Маг в ответ благодушно отшучивается и уходит к себе. Спать. А я остаюсь гадать, что на меня нашло?

Какое мне дело до Элвина и его любовниц?

Я слишком много об этом думаю, но не думать невозможно. Особенно после всего, что рассказала о нем Кайла. Я стараюсь убедить себя, что это — лишь грязные сплетни. Иногда даже получается.

Так неправильно! Я не могу, не должна все время жить его жизнью. Нужно, обязательно нужно найти что-то свое. Что-то, что будет принадлежать только мне. Не вышивание, не надзор за брауни и не чтение романов. Что-то настоящее. *

Томас милый, а я — эгоистичная дрянь. Совсем задурила мальчишке голову.

Странно, он старше меня на девять лет, а кажется, будто наоборот. Должно быть, испытания и страдания, что выпали на мою долю за последние полгода, состарили меня.

В зеркале это, впрочем, совершенно не отражается.

Я придирчиво изучаю себя в маленьком, карманном зеркальце и одобрительно киваю.

Неплохо!

Если бы могла, всегда смотрелась не в зеркала, а в глаза Томаса. Ох, как приятно ловить на себе подобный мужской взгляд.

Вот бы Элвин посмотрел на меня так — с восхищением, с безмолвным обожанием, как на богиню. Хоть разик.

Я бесстыже кокетничаю со стряпчим всякий раз, когда удается выбраться в город без мага. Это маленький кусочек моей жизни, который не принадлежит никому, кроме меня.

Уверена: Элвину, если он про него узнает, это ну очень не понравится. Но ему ведь необязательно знать?

С Томасом легко. Рядом с ним я чувствую себя в безопасности. Чувствую, что контролирую все происходящее.

Если бы еще можно было не врать…

— А как вы оказались в Рондомионе, мисс Ваноччи?

Я опять сочиняю гладенькую ложь. Рассказываю, как вышла замуж и покинула родной край, но муж умер.

— Должно быть, вам нелегко одной в чужой стране, — говорит он. — Отчего вы не вернетесь домой?

— У меня нет дома, — хочется плакать, когда я признаюсь в этом.

Потому, что это правда.

Рино больше не дом мне. Даже сними завтра Элвин ошейник, я не вернусь в Разенну. Что ждет меня там? Сплетни и суеверные взгляды? Клеймо подстилки мага? Монастырь для бывших блудниц? Или, что еще хуже, отцовские планы, как повыгоднее продать меня в очередной раз?

У меня нет дома. Некуда бежать.

— Пожалуйста, не расстраивайтесь, — умоляюще шепчет Томас и смотрит на меня взглядом побитого щенка. *

Мидст.

Морозный воздух несет запахи костра, грога и имбирных пряников. В моих волосах запутались снежинки, и подол платья весь мокрый от снега. Лицо раскраснелось и горит. А еще с непривычки ужасно болят ноги.

— Не могу больше! — падаю в сугроб. Как простолюдинка.

Была бы здесь вдова Скварчалупи, ох бы мне и досталось.

— Тю, неужели сдашься? У тебя только-только начало получаться, — Элвин объезжает меня по кругу. Я с завистью слежу за тем, как уверенно он держится на льду.

Что за пыточный инструмент эти коньки, право слово!

Неуклюже пытаюсь подняться.

— Я все себе отбила.

— Ну, прямо так и все. А если проверить, — он делает вид, будто собирается проверять прямо здесь. Я с визгом отскакиваю и снова валюсь в сугроб.

— Ну правда: у меня синяки на коленках.

— Возражение не принимается. Дома много мази из надожника, хватит вымазать тебя целиком. Вставай! — он вздергивает меня за плечи. И умудряется при этом не упасть.

— Вот сломаю ногу, тогда ты пожалеешь, — бурчу себе под нос, но он слышит и смеется.

— Если сломаешь ногу, у нас есть Джанис.

— Он уехал.

— К Большой игре вернется. А пока полежишь, подумаешь о своем поведении. Фи, сеньорита, — он ловит меня за запястье прежде, чем я успеваю его стукнуть. — Неужели вам не объяснили, что леди не полагается драться?

Голубые глаза близко-близко. Смеются.

Мидст.

Над костром поднимаются колючие искры, улетают в небо. От пьяного и сладкого грога становится еще жарче, я порываюсь снять шарф, но Элвин укутывает меня обратно и ворчит: