Изнанка психоанализа (1969-1970) - [44]
Что касается книги Тотем и табу, то не худо было бы — я не знаю, хотите ли вы, чтобы мы этим в нынешнем году занялись — изучить ее композицию. Трудно представить себе что-либо более нескладное. Если я проповедую возвращение к Фрейду, это еще не значит, что я не могу позволить себе назвать Тотем и табу нескладной. Именно потому и стоит вернуться к Фрейду — нужно понять, что если у человека, умевшего думать и писать так, как он, выходит из под пера нечто до такой степени нескладное, на это должны быть свои причины. Я не хотел бы примешивать сюда Моисея и монотеизм — не будем сейчас о нем говорить, так как разговор о нем нам как раз еще предстоит.
Как видите, я постепенно навожу у вас в головах определенный порядок, хотя и не пытался вас сразу провести в дамки. Я в свое время проделал, конечно, всю эту дорогу сам, помощников у меня не было — некому было объяснить мне, что такое образования бессознательного или, скажем, объектное отношение. Вы подумаете, что теперь я просто выделываю фокусы вокруг Фрейда. На самом деле, речь идет совсем о другом.
Попробуем понемногу разобраться в том, какую роль играет у Фрейда миф об Эдипе. Поскольку торопиться мне некуда, я тему эту сегодня не закончу. Рассуждать о ней я могу без устали. Так что буду говорить как Бог на душу положит, и посмотрим, куда это мало-помалу нас приведет.
4
Начну с конца и скажу сразу, к чему я клоню, так как не вижу причины не открыть карты. Я, собственно, собирался вести дело совсем иначе, но так будет, по крайней мере, какая-то ясность.
Я не собираюсь утверждать, будто от эдипа нет никакого проку, или отрицать, что он имеет к тому, что мы делаем, какое-то отношение. Психоаналитикам от него проку нет, это точно, но поскольку психоаналитики не обязательно таковыми являются, это еще ни о чем не говорит. Психоаналитики все больше и больше занимаются тем, что, на самом деле, необычайно важно — ролью матери. И я к подобным вещам уже начал искать подход.
Роль матери — это ее, матери, желание. Это самое главное. Желание матери не является чем-то таким, что можно снести с безразличием, что оставляет вас равнодушным. Оно всегда чревато какой-то порчей. Огромный крокодил, у которого ты во рту — вот что такое мать. И никогда не знаешь, не взбредет ли ей в голову свою пасть захлопнуть. Вот что оно такое, желание матери.
Я попытался, однако, объяснить вам, что кое на что рассчитывать все же можно. Я говорю сейчас простые вещи, я импровизирую. Существует там, в пасти, наготове некий валик — каменный, разумеется — который не дает ей закрыться. Это то, что называют фаллосом. Этот валик поможет вам в случае, если пасть все-таки захлопнется.
Все это я уже объяснял в свое время — в то время, когда я говорил для людей, к которым нужен был щадящий подход, для психоаналитиков. Чтобы они поняли, нужно было прибегать к таким вот грубым примерам. Впрочем, они перестали меня понимать. Именно на этом уровне говорил я с ними об отцовской метафоре. Я никогда не говорил об эдиповом комплексе иначе, как в этой форме. Это говорит о чем-то, не правда ли? Я сказал, что это отцовская метафора, в то время как Фрейд представляет нам вещи совершенно иным образом. Он настаивает, в частности, что история эта, история с убийством отца первобытной орды, эта дарвиновская благоглупость, действительно имела место. Отец орды — можно подумать, что кто-нибудь о нем, об этом отце орды, что-нибудь знает. Орангутангов мы видели, но никаких следов отца первобытной орды никто пока еще не встречал.
Фрейд придает значение тому, что это было на самом деле. Для него это важно. Он специально написал Тотем и табу, чтобы это сказать — сказать, что это действительно произошло и что отсюда все началось. То есть все наши беды — и беда быть психоаналитиком в том числе.
Это поразительно — мог бы найтись хоть кто-нибудь, кого бы вопрос об отцовской метафоре хоть немного задел, кто сумел бы хоть немного в него углубиться. Мне всегда хотелось, чтобы хоть кто-нибудь сделал шаг вперед, проложил мне колею, указал дорогу. Но этого, так или иначе, не случилось, и вопрос об эдипе так и остается не затронутым.
Я сделаю несколько предварительных замечаний, потому что в этом деле от нас требуется предельная четкость. Уловками тут не отделаешься. Есть вещь, в которой мы, психоаналитики, поднаторели — это умение отличить явное содержание от латентного. В этом наш опыт и заключается.
Для анализирующего пациента, место которого на схеме здесь, в $, содержание — это его знание. Он пришел сюда, чтобы узнать то, чего он, зная это, в то же самое время не знает. Это и есть бессознательное. Для психоаналитика латентное содержание находится с другой стороны, в S, Для него латентное содержание — это истолкование, которое он собирается предложить — не в качестве знания, которое мы у субъекта находим, а в качестве того привходящего, что сообщает ему смысл. Замечание это может некоторым психоаналитикам оказаться полезным.
