Изменю вашу жизнь - [26]

Ирине, младшей сестре Ленкиной мамы, исполнялось 50 лет. Была она в том же платье, что и в предыдущие пару лет – коричневом с крупными светлыми бусинами на груди. Короткие, какие-то полинялые, волосы небрежно зачесаны назад, однако глаза и даже губы накрашены. Юбилейный сбор и стол ничем не отличались от прошлогодних, сорокадевятилетних. Петр Петрович, поздний ребенок, болезненный и до неприличия избалованный школьник средней школы, посидел за столом, поковырял вилкой и ушел к себе в комнату. В приоткрытую дверь Ленка видела белобрысый вихор, торчащий над трогательной пацанячей макушкой и ставший почти прозрачным на фоне монитора компьютера. Петр-младший надел наушники и пропал из этой реальности.

За столом остались Ирина и муж ее Петька, который вообще-то был всего на два года младше своей супруги, но именно так этот суховатый седой мужичок с тонким и длинным носом и живыми почти черными глазами именовался в их семье. Осталась Ленкина мама, худощавая, с прямой спиной, сама Ленка рядом. Справа от Ленки сидела другая ее тётка – Полина, самая младшая из сестер и самая многодетная. С мужем Полина была в разводе уже с десяток лет, однако весь этот десяток жила с ним в одной квартире и, кажется, достаточно мирно. Дети этой разведенной четы разъехались, и сегодня Полина пришла одна. Рядом с Полиной сидела та самая двоюродная сестра, мать троих детей Олька, трясла рыжими волосами и время от времени жевала колбасу. Мать Ольки, тётка Марина, сидела на диване рядом с именинницей и то и дело отвлекалась на носящихся по квартире внуков. Олька же была спокойна, будто мельтешащие дети были вовсе даже не ее. Рядом с ней сидел сын Петьки от первого брака Димка. Димка вот уже несколько лет пребывал в возрасте «чуть-чуть за 20», был весел, подкачан и всё же – Ленка видела по глазам – одинок. В общем, часть обширной Ленкиной родни собралась за праздничным столом, разговор даже не тёк, а плёлся. Гости уже наелись, но еще не напились. Ленке было уютно и тепло в кругу родных людей, хотя разговаривать с ними ей было совершенно не о чем.

Вечер перестал быть томным в одно мгновение.

– А вот Петр Николаич, – сказала вдруг виновница торжества неожиданно высоким и совсем девичьим голосом, кивнув в сторону благоверного, – сумки собрал у нас. Подарок жене на юбилей сделал.

– Уезжаете что ли куда? – весело поинтересовалась Олька.

– Ага, уезжаем. – театрально ответила тётка Ира. – Но не все. Уйти от нас он решил. Нажился. Всё. Развода хочет.

Муж Петька, впервые, может быть, за всю совместную жизнь названный по имени-отчеству, застыл на секунду. Но тут же схватился за бутылку с самогоном, начал разливать по и без того полным рюмкам, не глядя на жену.

– Петь, ты чего это? – спросила Полина и, не поверив, хохотнула.

– А чего я, – тут же ответил Петька, – я ничего.

Хотел еще что-то добавить, но будто подавился словом. Отрезал себе кусок мяса и принялся остервенело его жевать. Видно было, что публичная сцена оказалась со стороны жены чистой воды импровизацией и подставой.

– Да-да, уходить он вздумал, – продолжала именинница, как-то победно оглядывая сестёр. – Нет любви, говорит, больше. Любви! Нет! Ему полтинник вот-вот стукнет, а ему любовь подавай!

Ленка как-то помимо собственной воли поднялась с табуретки и боком протиснулась в комнату двоюродного брата, игравшего в какую-то стрелялку. Встала у косяка, но так, чтобы из зала ее не было видно, даже живот втянула. Через минуту в комнату юркнула Олька, подмигнула Ленке, мол, тоже спряталась? А за праздничным столом сцена разворачивалась, как на подмостках драматического театра. Петька оказался перед лицом трех сестер своей жены. И хотя ни у одной из них не сложилась личная жизнь, в атаку пошли все трое одновременно.

– Молодую тебе подавай? – неприятно взвизгивала Ленкина мама и повторяла уже сотни раз слышанную фразу, – Да кому ты нужен-то?! На молодую силы нужны, деньги нужны, а у тебя что? Ничего у тебя! У тебя из богатства только жена да сын!

– Хорошая жена слишком, да, Петь? Хорошая, да? – как-то все же подхохатывая, навалилась на стол грудью Полина. – Надо, чтобы гуляла, чтобы деньги тратила, чтобы пила, да? Тогда нормально. А эта – слишком хорошая, скучно с ней.

Олька у окна детской молча и театрально закатывала глаза и хваталась за голову. И при том, что сцена выходила безобразная, они с Ленкой беззвучно смеялись.

– Петька, ты обалдел что ли? – это уже тетка Марина вступила своим низким голосом. – Жена дается мужику один раз и на всю жизнь! Это твой крест. И жена, и сын. Хочешь гулять – гуляй, но зачем семью разрушать.

– Маааама, – простонала из своего угла Олька, – что ты говоришь?!?!

– Молчи! – крикнула дочери из-за стола тетка Марина.

И тут в хоре голосов грянул голос Петьки. И сразу как-то Ленка перестала смеяться и поняла, что Петька давно уже Петр Николаевич.

– Да я и рад бы не разводиться, – как-то умоляюще даже гаркнул он, сестры притихли от неожиданности. – Да ведь невозможно уже. Поддержки никакой. Она же всю душе мне вынула. Пилит меня сколько лет за любую мелочь. А жизнь супружеская… Близости у нас нет с Петькиного рождения! А? Каково?