Изменю вашу жизнь - [19]

– А по поводу? – поинтересовалась Ленка.

– По поводу можно, но один раз. Один раз – один повод.

– Это как?

– Ну, предположим, ребенок всю ночь не спал, ты не выспалась, и у тебя плохое настроение. И вот ты мрачная по дому ходишь и нудишь. Муж все понимает, тебя жалеет. Потом ребенок засыпает, и муж говорит тебе: ложись тоже, поспи. Но тебе же надо тут постирать, тут приготовить, тут еще что-то. И ты спать не ложишься, а устаешь еще больше и ходишь мрачная до вечера. И, думаешь, муж будет тебя жалеть в этом случае? Нет, он уже злится.

Для Ленкиной жизни пример был далек и непонятен, и Ольга увидела это на ее лице. Захихикала.

– Ладно, придет время – поймешь!

– Когда оно придет, это время, – вздохнула Ленка и подумала про Романа.

Ольга на долю секунды отвлеклась от плиты, пристально взглянула на сестру и, казалось, явно увидела на ее лице портрет того, о ком та подумала.

– Ну, а этот, твой… как его? Что там у тебя с ним?

– У меня с ним черт знает что, если честно. Он говорит, что любит. Но я не чувствую. Когда вижу его, то вижу – любит. Когда не вижу и не слышу – не ощущаю никак.

– Знаешь, Лен, я все больше убеждаюсь, что когда возникает в жизни ТОТ САМЫЙ МУЖЧИНА, – Ольга выразительно подняла вверх руку с ложкой, – то сомнений уже нет. Все складывается быстро и просто, как бы само собой. Встретились, полюбили, поженились. Вот как-то так, ну, с вариациями, конечно. А когда ромашка вот эта: любит – не любит, к сердцу прижмет – к черту пошлет… Это не то. Ну, то есть это отношения, но не для жизни.

– Легко тебе говорить! У тебя все – раз! – и сложилось. А если не складывается никак? Не жить теперь? – Ленка хотела возмутиться, но внутри ничего не возмутилось, потому что понимала, что Ольга права.

– Жить, конечно! Но получать удовольствие надо от того, что есть. А если даже удовольствия нет – то ну его! Гони!

– Да он и не навязывается особо, – засмеялась Ленка и тут же глазами наткнулась на запись про то, что надо спросить сестру о ссорах с мужем. – А вы с Олегом из-за чего ругаетесь?

– Да хоть из-за чего. – Ольга помолчала, и даже спина ее выглядела сосредоточенно. – Но повод всегда один, называется: «слово за слово». Мне не понравилась его интонация или его невнимание, ему не понравилась моя претензия или мои расспросы – и все, понеслось. До скандалов мы давно не ругались, так – цапаемся время от времени, в основном, когда очень устаем. А раньше-то так орали друг на друга – стены тряслись. Но никогда при детях, при детях – табу!

– А как вы миритесь? – этот вопрос был для Ленки важным. Она не умела мириться, не умела делать первый шаг навстречу.

– Ты знаешь… раньше могли и день не разговаривать, и два. А сейчас не могу так долго молчать. Так глупо это, кажется. Ну, как миримся: подойду, носом в него уткнусь, скажу – дурак ты, а я все равно тебя люблю. Ну, вот примерно так.

– Всегда ты первая подходишь?

– Нет, бывает, что и он злой выскочит из дома, а потом придет с пирожными или виноградом, ты же знаешь, я обожаю виноград. И говорит: вот, все для тебя, не хочу с тобой ругаться. Или говорит: прости, я был неправ. Как-то так миримся. За виноград я ему все прощу!

Ольга говорила о примирениях просто и как бы между делом, похихикивая, помешивая варево и распихивая по шкафам посуду. И это поразило Ленку, для которой разговор после ссоры хоть с мужем, хоть с немногочисленными бойфрендами после него, был чем-то вроде победой над собой, наступанием на собственное горло – настолько она не умела эти разговоры разговаривать. И через пару секунд она поняла, что просто в ее жизни не было никого, в кого просто можно было бы уткнуться носом и сказать: «Люблю тебя, дурак, прости меня». Ленка шмыгнула носом, шмыгнула еще раз, реветь не хотела, но предательская слеза – еще более трагичная, казалось ей, чем бурные рыдания – все-таки скатилась по щеке.

Ольга села рядом, обняла, уткнулась подбородком в плечо и зафырчала на ухо, как это делают ёжики – главный знак поддержки с самого детства. Ленка смахнула слезу, рассмеялась и пофыркала сестре в ответ. Потом они пили чай, и Ленка рассказывала про свой изматывающий своей неопределенностью роман с Романом. Диктофон послушно все писал. Потом Ленка вдруг вспомнила, зачем пришла и, не закончив про себя, снова спросила про Ольгу.

– У меня некоторые знакомые спят с детьми после их рождения, а муж на диване. У вас так было?

– Я знаю, что сейчас это модно, но я вообще этого не понимаю. Дети спали с нами в одной комнате до 2 лет, но в своих кроватях. Конечно, я брала их ночью, если плакали, но никогда не давала им понять, что наша кровать – это их кровать. Я просто очень плохо сплю, когда Олега нет рядом. А рядом с ним мне хорошо и уютно. У детей есть свои кровати, и в них им тоже хорошо и уютно. – потом помолчала и добавила. – У меня тоже есть такие подруги. У некоторых муж переместился с дивана в дом к другой женщине. И я ставлю иногда себя на место такого мужчины: вот мой бы муж в моей кровати спал с ребенком, а я бы – на диван. Я бы сильно психовала и расстраивалась. Я бы все понимала, наверное, но все-таки психовала. Мужики – они ведь тоже психуют, почему-то женщины считают, что это неважно, что пройдет, что поймет. А это важно, Лен. Мужика своего надо беречь. Мужики слабее женщин. Трогательнее. Их нельзя на диван, их под бок надо.