Изменю вашу жизнь - [17]

2

Ленка у мамы была одна. А у мамы было четыре родные сестры. У Ленки – десять двоюродных братьев и сестер, некоторые из которых заменили ей родных. Сестры Ольга и Лида и брат Пашка были Ленкиными ровесниками, их вместе отправляли летом к бабушке в деревню, после деревни – в пионерский лагерь, после лагеря – в школьный поход. И неважно, что учились они в разных школах, родители как-то устраивали так, что в походы они ходили вместе. Росли они рядом и были настолько близки, что Ленка только к третьему классу научилась видеть разницу между словами «родные» и «двоюродные». Мозгами-то она понимала, но внутри все равно чувствовала, что Ольга, Лида и Пашка – родные. Остальные семеро детей родных теток – старше или младше по возрасту – были именно двоюродные.

Когда закончили школу, Лида уехала учиться в Москву, а, выучившись, переехала в подмосковный Обнинск и работала там в каком-то НИИ. Замуж не вышла, писала, что не до того. Пашка ушел в армию, попал во флот, и после окончания службы остался жить во Владивостоке. Женился там, почти сразу обзавелся детьми. В родном городе осталась только Ольга, и дом ее был для Ленки местом силы.

На последнем курсе университета Олька вышла замуж за одногруппника Олега, а потом за шесть лет – как-то быстро, незаметно и без надрыва – они родили троих детей, любимых Ленкиных племянников. Двоих сыновей и девочку, которую Ольга назвала Леной «понятно, в честь кого». Также быстро и легко Ольга с Олегом выстроили большой дом в пригородном поселке, разбили перед домом огромный газон, поставили качели и завели большую лохматую собаку. И вот сейчас Ленка тряслась в пригородном автобусе – она ехала в гости.

Когда кто-то в редакции начинал рассуждать про какую-то мифическую идеальную женщину или идеальную мать, в Ленкиной голове тут же всплывало вполне конкретное лицо – лицо сестры Ольги. Когда принимались рассуждать о зыбкости понятия «идеальная семья», рядом с лицом Ольги появлялось широкое и спокойное лицо ее мужа, как шутили они сами, тёзки – Олега. Именно эта пара была для Ленки с самого дня свадьбы образцом и идеалом, и в минуты самого ужасного душевного раздрая она приезжала в этот дом, чтобы, как она сама это назвала, погреться душой о чужое счастье. Да и просто посмотреть, что так бывает. Бывает, черт возьми!

Ленка ни разу не видела, чтобы Олька жаловалась или хотя бы просто была не в духе. Она, мать троих детей, выглядела всегда лучше и моложе нее, свободной и ничем в общем-то, кроме раздумий о смысле жизни, не обремененной. В своем поселке Ольга ухитрялась заниматься восточными танцами, и как-то нашептала Ленке, что на это занятие ее подбил Олег, которому очень уж нравятся вот такие заигрывающие танцы с раскачиванием бедер. Восточного в худощавой, белокожей и рыжеволосой Ольге было мало, а точнее – ничего. Разве что бедра – они были на месте. Но тем не менее, муж от ее показательных домашних, чаще всего – уединенных, выступлений был в экстазе. Еще Ольга успевала работать в городе, раз в неделю ходить на маникюр, а раз в месяц – к косметологу. При этом дети ходили в школу и садик, росли без мамок и нянек, разве что пару раз в месяц из города приезжали повидаться бабушки.

Олег работал много, часто ездил в командировки, приходил поздно, но и его Ленка ни разу не видела мрачным или раздраженным. Уставшим – да, бывало. В эти моменты он лежал на диване, а по нему ползали и прыгали, как мартышки, дети.

Но самое главное, от чего Ленка тихо млела, сидя за столом в большой, но уютной кухне Ольги и Олега, – от их взаимного притяжения. Со дня их свадьбы прошло почти десять лет, а она готова была поклясться, что они смотрят друг на друга так же, как и тогда за свадебным столом за секунду до того, как поцеловаться под неистовые крики «Горько!». И сидя рядом на диване, они непременно держались за руки. Если Ольга проходила мимо мужа, тот не мог удержаться, чтобы не шлепнуть ее легонько по мягкому месту или не ущипнуть за бок. Ольга смеялась шуткам мужа до слез и всегда – искренне. Никогда не перебивала его и не давала перебивать детям. И все в этих отношениях было настолько естественно и легко, что, казалось, будто нет у этих людей никаких детей, никаких проблем и трудностей, будто они недавно встретились, они влюблены, и остальное неважно.

Иногда Ленка думала: ну а вдруг это такой продуманный до мелочей спектакль для гостей? Вдруг, когда никого не остается из чужих, все расходятся по своим комнатам и живут жизнью нормальной среднестатистической семьи – он на диване, она на кухне, разговоры о детях за ужином и легкий поцелуй на ночь. И, видя, как разваливается очередной брак очередных знакомых, Ленка снова и снова думала про большую семью своей сестры, и спрашивала себя – неужели и в этих отношениях есть трещины? И больно было ей от этих мыслей, но они лезли и лезли в голову время от времени. И лезли бы еще долго, если бы однажды маленькая племянница Ленка за игрой в куклы не рассказала своей тетке-тёзке, что мама с папой часто целуются и что иногда никаких сил нет уже на это смотреть, особенно когда что-то срочно от них надо. И тогда Ленка усилием воли прекратила думать свои дурацкие мысли-сомнения, и они больше не приходили.