Измены - [7]

— Королевские покои всегда были знамениты своей пышностью и элегантностью.

— О да, все это очень элегантно, — нетерпеливо согласилась Анхела.

Совершив оплошность с шофером, ей было необходимо завоевать расположение дворецкого.

— Я никогда не видела ничего более прекрасного. Не удивительно, что вы, будучи частью этого, гордитесь им.

Его выражение лица стало жестким, словно он нашел что-то оскорбительное в ее попытке разговорить его. Анхела поняла, что вновь оплошала. Взглянув в сторону, она увидела такую огромную гостиную, каких в жизни не видела.

Основная гостиная, как она обычно называлась, могла вполне вместить пять или шесть гостиных ее современной квартиры и на самом деле своим убранством создавала впечатление нескольких комнат, только без стен между ними. Массивные диваны и кресла, обитые переливающимся шелком, стояли группками вокруг столов редкой красоты, создавая мерцающие островки. В этот момент прислуга, методично следуя по комнате от предмета к предмету, накрывала их бумагой.

Анхела поспешила за дворецким, волоча за руку Лорис.

— Почему они накрывают мебель?

— От пыли, мадам, — ответил он ей лукаво. — Мы скоро собираемся закрывать летнюю резиденцию.

— Закрывать? Но зачем?

— Потому что сезон практически закончился.

Он всем своим тоном выражал, что это объяснение не интересует никого, кроме нее.

— Мистер и миссис Кинсли и их дочь вчера вернулись в свою квартиру на Пятой авеню.

Анхела резко остановилась, и Лорис наткнулась на нее.

— Вы имеете в виду, что вся семья Картера уже уехала?

— Конечно, мадам.

Его поразила ее растерянность. Неужели ей не понятны даже такие простые вещи? Она не знала, что оставаться в Ньюпорте хоть на один день дольше семи недель считалось дурным тоном.

— Мистер Кинсли-младший пробудет здесь еще один день, — добавил он. — Мне сказали, что к этому его вынуждает одно очень важное дело.

Его уничтожающий взгляд через плечо на ходу давал ей понять: исключительно из-за них обеих произошло такое серьезное нарушение этикета.

У Анхелы появились тревожные мысли, но она проигнорировала их так же, как это делала все предыдущие три дня. Молча она следовала за дворецким, пока они не подошли к двум огромных размеров дубовым дверям.

— Библиотека, мадам, — объявил он, открывая двери.

Анхела лишь мельком окинула эту комнату, которая показалась ей мрачной и нескончаемой. Пол был покрыт рисунчатым паркетом, на котором лежали два ковра восточной работы. Напротив камина стояло кресло, создающее островок уюта; его каштановый цвет сочетался с бордово-коричневыми кушетками, стоящими друг против друга, и лакированным морским капитанским сундуком, служащим кофейным столиком, между ними. В дальнем конце библиотеки, у окна, задрапированного дамасским шелком, стояло старинное зеркало в позолоченной раме, в котором отражались бюро и стулья в стиле Людовика XIV.

Ряд за рядом одну из стен закрывали старинные издания в кожаных переплетах, а на других висели картины XVIII века в позолоченных рамах — пейзажи и сцены охоты. Необычайная коллекция серебряных кубков, выигранных за много лет на состязаниях членами семьи Кинсли, горделиво сверкали на мраморном камине.

— Не могла бы мадам быть так любезна и подождать здесь? Мистер Кинсли сейчас выйдет.

Он помедлил в дверях, словно размышляя, можно ли их одних оставлять среди такого количества ценностей. Затем, четко подчиняясь приказанию, неохотно закрыл дверь.

— Мамочка, мне этот дядя не понравился.

Лорис решила, что наконец-то она осталась одна в безопасности со своей матерью. Подняв голову, она взглянула на потолок из орехового дерева, который возвышался на двадцать футов над ней, затем уставилась на камин, который показался ей таким большим, что спокойно мог ее проглотить.

— И это место мне тоже не очень нравится.

— Почему ты так говоришь, Лори?

— Этот дом меня не целует. — И она скривила гримасу.

Ее слова удивили Анхелу и ранили. Она не осознавала до этого момента, что ее дочь так же, как и она, понимала, что они не подходят этому дому.

— О, малышка, — настаивала она, — этот дом будет полон любви для тебя, как только они с тобой познакомятся.

— Не уверена, — пробормотала Лорис серьезным тоном.

— Лорис, неужели ты не рада снова увидеть своего папу?

Девочка неуверенно переминалась с ноги на ногу. Из своего опыта она уже знала, что, когда она слишком радовалась встрече со своим отцом, она еще больше радовалась, когда он опять уезжал.

— Да, мамочка, — сказала она, понимая, что именно это хочет услышать от нее мать.

— Тогда ты должна улыбнуться, особенно когда увидишь своего папу, чтобы он понял, насколько ты счастлива видеть его. Ты не забыла, что мама говорила тебе до этого?

Лорис гордо вскинула подбородок.

— Я все помню.

Анхела наградила ее любящей ласковой улыбкой.

— Я так тобой горжусь, малышка. Ты такая красивая.

— И ты, мамочка, — немедленно обернулась Лорис.

Она все еще не привыкла к новому странному наряду матери, но для нее она оставалась самой красивой в целом свете — и всегда будет такой.

— Как ты думаешь, папе понравится мой новый наряд?

Анхела непрерывно одергивала свое пестрое белое с красным и черным мини-платье — точная копия модели от Сен-Лорана, последний писк моды. На ногах у нее были сочетающиеся с ним белые ботинки из искусственной кожи, а на плече висела черно-белая сумочка.