Изменники Родины - [96]

— Стой, Венецкий! У нас говорили, будто твой отец всю жизнь работал и боролся за советскую власть, сидел в царской тюрьме, был на каторге, воевал в гражданскую войну — а через два десятка лет получил «врага народа» и бессрочную высылку, где вскоре и умер от туберкулеза, которого у него никогда в помине не было!..

Наступило молчание.

— Ну, что ж, бургомистр! — сказал, наконец, Шмелев. — Я в твоих руках, со мною даже оружия нет… Я шел к тебе как к другу… Зови своих полицаев, выдай меня немцам! Я командир партизанского отряда — такая добыча им не каждый день попадается!..

Венецкий широкими шагами подошел к двери и распахнул ее настежь.

— Иди, Александр Федорович!.. Видно, разошлись наши дороги… Ты у меня не был, я тебя не видел и с тобой не говорил!..

Шмелев взглянул настороженно, как бы желая проверить, не скрывается ли за красивым жестом бургомистра какой-нибудь подвох, потом перешагнул порог, и уже на улице обернулся и тихо сказал:

— Спасибо и за это!

* * *

На другой день бургомистра остановили на улице двое полицейских; оба были не местные: один из пленных, другой из беженцев.

— Николай Сергеевич! Пойдите сюда! Мы человека задержали: одна баба сказала, что это здешний коммунист Шмелев… Мы-то не здешние, в лицо его не знаем… Так мы этого человека завели вот сюда, в этот дом, пока его кто-нибудь точно опознает, а то, если отвести в полицию, Лисенков сразу потащит в жандармерию, а там и правого, и виноватого в расход пустят…

— А где он? Я-то Шмелева хорошо знаю — три года с ним вместе работал.

Полицейские указали на полуразрушенную хатку.

— Ну, показывайте вашего Шмелева! — громко проговорил Венецкий, переступая порог хатки и наклоняясь, чтоб не стукнуться головой о притолоку.

В пустой комнате с пробитым давешней бомбежкой потолком сидел на подоконнике полицай с винтовкой, а посередине на каком-то ящике — Шмелев со связанными за спиной руками.

При входе бургомистра он поднял голову, и на его лице мелькнуло что-то вроде усмешки. Он хотел заговорить, но не успел.

— Это — Шмелев? — спросил Венецкий сопровождающих его полицейских, и в голосе его явственно звучало удивление.

— Да, этот самый! — отозвался полицай.

— Какой дурак вам это сказал? Вот уж действительно, усердие не по разуму! Хватают кого попало!..

— Значит, это не Шмелев?

— Конечно, нет!.. Даже сходства никакого нет! Что это вашей бабе почудилось?.. Как вас зовут? — обратился он к Шмелеву.

— Беляев Иван Петрович! — назвал тот первую фамилию, какая пришла в голову. — Я из Маркова.

— Немедленно отпустите его! — приказал бургомистр. — И никому не рассказывайте, а то сами же окажетесь в дураках!..

— Спасибо, Николай Сергеич! — сказал один из полицейских, а другой проговорил, перерезая веревки на руках пленника:

— Ну, дядька, иди своей дорогой, да благодари Бога, что все так хорошо обошлось!..

Глава 20 Депутат Верховного Совета

— Маруся! Стойте! Подождите! Дело есть!

Маруся Макова, как обычно идущая утром на работу, остановилась посреди улицы, глядя на быстро подходившего к ней Виктора Щеминского.

— Ну, что такое случилось, господин зам-пом-шеф-полицай?

Голос ее звучал насмешливо: ничего дельного услышать от Витьки она не ожидала, но приглядевшись, заметила, что лицо беспутного парня сегодня было очень серьезным и встревоженным.

— Маруся!.. Только никому об этом ни слова!.. Знаете, кого вчера арестовали?

— Кого? — Маруся сразу перестала смеяться.

— Козловскую, Евдокию Николаевну, учительницу…

— Евдокию Николаевну? — тревожно переспросила Маруся. — Но каким образом она в Липне оказалась?

— Черт ее знает!.. Она не говорит… Пришла зачем-то и попалась… Ее Пылик опознал… А у него с ней старые счеты, еще с советского времени… Он сделает все, чтоб ее угробить… А брат ее — главный партизанский командир.

Маруся задумалась и медленно пошла дальше; Виктор шел рядом.

— Брат — партизанский командир…  — как бы про себя рассуждала Маруся. — Сама — коммунистка, депутат Верховного Совета… Да еще впридачу старые счеты с Лисенковым… Не важно!.. Ее могут расстрелять в два счета… Еще тебя, Витя, расстреливать пошлют…

— Если бы меня послали, я бы знал, что делать! — воскликнул Виктор. — Да меня Пылик не пошлет, не доверит!.. Он знает, что я у нее учился… Да такого человека, возможно, сами немцы пустят в расход…

Некоторое время оба шли по улице молча.

— Где она сейчас? — деловито осведомилась Маруся.

Виктор с досадой махнул рукой.

— Да в жандармском подвале… Там день и ночь у дверей немецкий патруль, и замок два пуда, и окна заделаны… Если бы она у нас в полиции сидела, мы бы с Котом что-нибудь придумали, а там…

Он вдруг замолк, заметив, что лицо его собеседницы неожиданно прояснилось.

— Это подвал, где Ольховский дом? — спросила она.

— Ну, да!

— А еще там есть арестованные?

— Нет никого… Раньше сидело человек двадцать, да их на днях куда-то отправили. Она одна сидит.

— Ну, вот что, Виктор! — решительно сказала Маруся. — Если ее куда-нибудь переведут — ты мне сразу скажешь! Хорошо?

— Ладно!.. А что вы хотите делать?

— Что я хочу делать, того полицаям знать совершенно незачем! Иди куда-нибудь, чтоб твои приятели нас вместе не видали!.. До свидания!..