Изменники Родины - [21]

— Какая я была дура!.. А знаешь, я ведь уверена была, что если немцы, то они обязательно должны быть чудовищами — а они самые обыкновенные люди…

— Они хорошие мальчики, — сказала Анна Григорьевна. — Такие тихие, вежливые… жалко, что их опять скоро на фронт отправят…

Пока через Липню шли отступавшие русские части, добросердечная Анна Григорьевна постоянно зазывала к себе «солдатиков», кормила, поила, зашивала на них дырки и от всей души сочувствовала их невзгодам; теперь она так же привечала немецких «мальчиков» и горевала, что их могут убить или ранить.

Немцы в долгу не оставались: они таскали в дом всякие продукты, величали Анну Григорьевну «мутти» и наперебой ухаживали за Марусей, хотя признанным ее кавалером считался красивый Август.

— Очень хорошо, что у нас есть теперь эти немцы, свои, — продолжала Анна Григорьевна. — Теперь другие немцы, если и заходят, то ничего не берут.

— Ну, да! — рассмеялась Маруся. — Домашние, ручные немцы — лучшая защита от диких!.. Ты, Лена, тоже непременно заведи себе домашних немцев, тогда дикие не будут безобразничать… Да, вот уже идут с котелками наши домашние…

По переулку большой компанией шли недавние слушатели концерта; в кухонном окне мелькнула рука, и на подоконнике оказался полный котелок супа.

— Опять принесли!.. Который это поставил?.. Ну, зачем это?…  — захлопотала Анна Григорьевна.

— Спрячь, мама, а то им за это влетит от фельфебеля, — сказала Маруся и продолжала, обращаясь к Лене:

— Они уже ездили отсюда на фронт два или три раза, и приезжают обратно… Их меняют через каждые четыре-пять дней: одних на фронт, других в Липню отдыхать.

— С комфортом воюют! — заметила Лена.

Она вспомнила, что и к ней несколько раз повторно заходили посетители первых дней и тоже говорили, что вернулись с фронта…

— Но где же, все-таки, фронт? Неужели так близко?

— А у них не поймешь, — ответила Маруся. — То они в Москву вот-вот собираются, то говорят, что фронт в Прошкине, то в Климашеве… Ты не знаешь точно, где это?

— Конечно, знаю! Климашево в моем сельсовете, в Молотиловском, восемь километров от Липни по Вяземскому большаку… А прошкино — по Калужскому большаку километров десять или одиннадцать…

— Странно, я думала — это гораздо дальше…

С этого дня обе подруги при каждом удобном случае спрашивали немцев о фронте и о названии деревень, где этот фронт проходит.

Немецкие солдаты имели самое смутное понятие о русской географии; многие из них любили прихвастнуть и приврать, но все же из разговоров с ними вскоре удалось установить неопровержимый и неожиданный факт.

Фронт, докатившийся за четыре недели от границы до Липни, — остановился. Остановился в Липнинском районе, в восьми-десяти километрах от районного центра, и стоял там уже более месяца, не двигаясь ни взад, ни вперед.

* * *

Глава 6 Месяц Советской власти

— И чего это немцы разъездились? — говорил Марк Захарович Иголкин, свекор Паши. — То туда, то сюда… едет и едут, днем и ночью…

Он стоял в дверях своего дома и смотрел на улицу, по которой грохотали тяжелые немецкие повозки, запряженные крупными лошадьми с короткими хвостами.

Последние дни августа войска оживленно двигались через Липню взад и вперед; местные жители не придавали этому особого значения: ездят немцы — ну, и пусть ездят, лишь бы не трогали никого и ничего.

Днем прилетели два русских самолета и сбросили несколько бомб — это тоже было в порядке вещей: за время полуторомесячного немецкого владычества «русский Иван» не раз и не два наведывался в Липню.

Тридцать первого августа на улицах городка было непривычно тихо; немцев нигде не было видно. К вечеру на город посыпались артиллерийские снаряды, но и это никого не удивило и мало кого испугало: липнинцы уже по опыту знали, что из двадцати снарядов только один причиняет вред, а девятнадцать «копают картошку»…

Обстрел продолжался всего полчаса, затем все стихло. Ночь прошла спокойно — спокойнее, чем многие предыдущие ночи…

Утром Лена вышла на крыльцо. Мимо дома посередине пыльной улицы шли два мальчика лет тринадцати: сын Паши, Володя Иголкин и еще какой-то незнакомый.

— Тетя Лена! — сообщил Володя. — Наши пришли, красные — я их сам видел!..

Это было первого сентября 1941-го года.

* * *

Через несколько дней после возвращения в Липню советских войск Титыч, против обыкновения совершенно трезвый, рассказывал своей квартирантке:

— А знаешь, Михайловна, беженцы-то возвращаться начали: Самуйленчиха с мальцом приехала, солдаты наши, русские подвезли на машине… приехала, а от ихней, значит, хаты одна печка торчит… Назад, говорит, поедем, только здесь свою картошку, значит, выроем…

— А где она была, Самуйленкова? — спросила Лена.

— А в Марковском сельсовете, деревня Бобры… Ты не знаешь такую?

— Знаю!

Лена Соловьева, работая агрономом, часто бывала в командировках по колхозам и хорошо знала весь район.

— Ну, вот, там они в Бобрах и живут, в колхозе работают, там у них, говорят, тихо было, даже не бомбили… и колхозы, по-старому… только военных много… И наших, с Липни, там полная деревня… а в самом Маркове, говорят, все наше начальство собралось, липнинское, райкомы и райисполкомы… все там…