Изменники Родины - [15]
И блестит на рельсе отражение пламени пожара, а из противопожарной бочки поднимается белый пар и смешивается с черным дымом горящего дома…
Над крышами, гремя и визжа, низко пролетел самолет, за ним другой, из них посыпались какие-то темные предметы, послышалось несколько очень сильных ударов, от которых затряслась земля и в разные стороны поднялись столбы дыма и пыли…
— … Это теперь бомбы с самолетов, а не снаряды… — пронеслось в голове у Лены. — А, впрочем, не все ли равно?… Снаряды… бомбы…. фугасные… зажигательные… осколочные… какие еще бывают?…
Она вернулась домой. Ее слегка знобило не то от волнения, не то от прохладного ночного ветерка, тянувшего в разбитые окна; но страха, паники, желания бежать — не было; напротив, было спокойствие, холодное, неподвижное спокойствие…
Она опять легла, натянула на себя одеяло, и даже ухитрилась ненадолго задремать.
Когда она проснулась, короткая летняя ночь уже близилась к утру; канонада стихла, только где-то далеко бухали отдельные артиллерийские выстрелы.
Лена встала и подошла к окну.
В серых предрассветных сумерках догорали и дымились пожарища…
По противоположной стороне улицы цепочкой, один за другим, держа в руках автоматы, медленно проходили люди в синевато-зеленой, непривычного цвета, военной форме и касках. Их было человек пятнадцать.
… Немцы!..
Лена проводила их взглядом, пока они друг за другом не скрылись за соседним домом…
Снова стало пусто…
Маленькая Липня оказалась за пределами Советской России.
Глава 5
Завоеватели
Послышались тяжелые шаги и в свою кухню ввалился весь белый, перемазанный в муке Титыч.
— Ух, ну и уморился! — воскликнул он, сбрасывая с плеч большой мешок, от которого по всему дому столбом поднялась белая пыль.
— Скорей беги, Михайловна, немцы магазинный склад открыли, что за многолавкой… и мука там, и сахар, и крупа всякая… все оттудова тащут, кому что надо. Бери мешок и беги!
— Как же я пойду? Это же не мое… — нерешительно пробормотала Лена.
— Не дури, Михайловна! Какое там «мое-не мое»?… Теперь все наше!.. Есть-то ведь надо! Теперь не купишь ничего… А раз дают — надо брать!..
Лена задумалась. Титыч был по существу прав: у нее было несколько соток огорода с молодой картошкой, бурачками, огурцами и морковкой; накануне она купила три буханки хлеба и, проходя мимо маслосырзавода, где спешно распродавали готовую продукцию, взяла там две головки сыра и киллограмма полтора масла.
Больше никаких продовольственных ресурсов у нее не было, а купить что-нибудь законным порядком теперь, действительно, возможности не предвиделось.
Через полчаса пришла соседка Паша Иголкина, женщина лет тридцати пяти, большая приятельница Матвеевны; она тоже хотела идти на склад и звала Лену пойти вместе, так как идти одной ей было страшно.
Лена решилась: взяла корзинку, несколько небольших мешков и пошла вместе с Пашей.
Они шли выгоревшей улицей; с обеих сторон чернели свежие пожарища; едкий дым еще поднимался к небу, кое-где вспыхивали и гасли последние языки догоравшего пламени.
Посередине всех черных дымящихся куч из угля, золы и недогоревших бревен, как памятники на кладбище, высились печки, жалобно протягивая к небу трубы, напоминавшие гусиные шеи.
Тут и там, на улицах и огородах виднелись большие и маленькие ямы-воронки, которые за ночь накопала артиллерия; в ногах путались провода от поваленных столбов.
И настороженно, как будто спрашивая прохожих «что это за беспорядок такой?», смотрели на весь этот разгром белые и лиловатые, с толстыми пестиками, цветы картошки, почти нигде не пострадавшие от огня.
Смерть грозой пронеслась над головами липинских жителей и — отступила; жизнь снова властно вступала в свои права: с пожарищ, из окопов, из уцелевших домиков живые люди, опасливо озираясь по сторонам, пробирались по полусоженному городу добывать средства поддержания своей жизни.
Большие, напоминавшие ворота, двери пощаженного пожаром склада были распахнуты настежь; в середине его копошилось множество людей.
Тащили все, что попадалось под руку; огромные, пятипудовые мешки с мукой почти никто не мог поднять — их пороли, рвали, высыпали муку на пол, кто половину, а кто и три четверти мешка, нагребали эту муку в домашние мешки, в платки, в подолы, в рубахи, ходили по колено в муке, поднимая тучи белой пыли…
Распороли также мешки с сахаром, с крупой, с горохом, тоже рассыпали, тоже топтали… В середине склада уже образовалась большая куча из всех продуктов, смешанных вместе с немалым добавлением грязи и мусора.
Все эти продукты еще со времени финской войны исчезли из магазинов; на полках лежали только пачки кофе и сухого кваса, да раз в день привозили хлеб, который сразу расхватывали; изредка немного чего-нибудь «выбрасывали» в продажу, и тогда — либо распределяли по спискам от производств, либо у магазинов собирались оргомные очереди с давкой, дракой и даже несчастными случаями…
А сегодня те самые продукты, за которыми люди долгими часами стояли в очередях, — валялись на земле и втаптывались в грязь… Царила анархия неожиданного и непривычного изобилия…
А в стороне стояли два немецких солдата с сигаретами в зубах и, обмениваясь ироническими замечаниями, наблюдали эту картину.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.