Изменник - [3]

— Гена, — сказал Мукусеев, когда уже подзапьянели и общий разговор разбился на отдельные компании. — Гена, а вот Олег… капитан Фролов… почему он Джинн?

— Олежек-то? Дак ведь он переводчик… на пушту и на дари шпарит как мы с тобой по-русски. Золотой мужик! К «Знамени» представляли его, да что-то там не заладилось.

— Переводчика — к ордену Красного Знамени? — удивился Ножкин.

Доктор усмехнулся:

— Разные, Витя, бывают переводчики. Есть, которые в штабах сидят, а есть, которые караваны берут… Джинн с напарником своим, Сашкой Сейфуллиным, в банды вдвоем ходили. Понял?

— Нет, не понял.

— Ну, все тебе сказать-то я не скажу. Только пойми простую вещь: воевать по-разному можно. Можно — автоматом, а можно головой. Джинн с Сашкой чудеса творили… Но для этого нужно не только язык и обычаи знать. Для этого нужно знать, как зовут вождей местных. Всю их родню. Кто за кого дочку замуж выдал. Кто с кем враждует, у кого какие пристрастия, слабости, увлечения. И вот тогда…

— Док, — сказал один из офицеров негромко. — Док, ты закусывай, закусывай.

Доктор запнулся, замолчал, потом произнес:

— В общем, убили Сашку два дня назад… тоскует Джинн…

Когда московские журналисты вернулись в «свою» палатку, капитан Фролов по кличке Джинн спал. На полу стояла полупустая бутылка виски.

Утром они ожидали «депортации» в Кабул. Еще вчера, слушая разговоры офицеров, Мукусеев и Ножкин поняли, что попали в очень непростую часть… Но аббревиатура ГРУ еще не была известна широкой публике. В 1984-м в Лондоне вышла книжка предателя Резуна «Советская военная разведка», но в Союзе ее знали только те, кто и так был осведомлен о существовании и работе Главного разведывательного управления ГШ ВС СССР.

За измену Родине подонка Резуна заочно судила Военная коллегия Верховного Суда. Приговор — смертная казнь. Подонок, однако, живет и процветает в Лондоне, а книжки его клеветнические бродят по всему свету.

Итак, они поняли, что попали в какую-то особенную часть. А еще поняли, что Фаридов снимать им не даст и «депортирует» в Кабул. Но вышло все по-другому — с утра в гарнизоне наметилось вдруг оживление, суета. Забегали бойцы и офицеры, началось авральное «наведение порядка».

Виктор Ножкин почесал в затылке и сказал:

— По-моему, Владимир Викторович, здесь ожидается появление верховного начальства. Портки с лампасами летят… Или я ничего не понимаю в традициях Советской Армии.

Он оказался прав — в гарнизон прилетели проверяющие из министерства обороны. Лампасами, правда, не сверкали — все были в полевой форме, но все равно видно — генералы пожаловали.

…Личный состав построили на плацу. Палило солнце, раскаленный воздух над пустыней дрожал. Генерал-майор Лощенков, перебравший вчера коньяку, покрывался противным липким потом. Он был раздражен. Он вообще не хотел лететь в этот сраный Афган, но тесть — замминистра обороны — сказал: надо авторитет зарабатывать, Костик. Ты туда сгоняй на недельку — зачтется… С тестем спорить бессмысленно, и Лощенков полетел «зарабатывать авторитет». А теперь мучился от жары, похмелья и вялотекущего расстройства желудка… Интернациональный долг, мать его в дышло!

— Здравжлам, товарщгенералйор, — прокатилось над плацем.

— Вольно, — скомандовал Лощенков и… увидел Джинна. И полковник Фаридов увидел Джинна. И вся свита генерала увидела Джинна.

Джинн шел за «спиной» строя. Он был в камуфляжной куртке и штанах, кроссовках, с трофейным «маузером» в деревянной колодке. В левой руке он нес пустую бутылку из-под виски — Джинн шел к доктору попросить спирту.

— Это что за чудо, полковник? — спросил Лощенков у Фаридова. Фаридов молчал… а что тут скажешь?

— Это что еще за анархист? — спросил Лощенков громко, и весь строй невольно обернулся и посмотрел туда, куда смотрели генерал и его свита… А Джинн шел не замечая ничего. Он был пьян.

— Я вам все объясню, товарищ генерал-майор, — негромко сказал Фаридов и скомандовал замполиту:

— Уберите капитана Фролова.

— Отставить, — скомандовал Лощенков. — Пригласите товарища капитана сюда, товарищ майор.

Замполит посмотрел на Фаридова. Фаридов отвернулся. Замполит побежал к Джинну. Все молчали, и тишина была очень нехорошей… Джинн подошел строевым шагом. Деревянным шагом пьяного, который хочет скрыть опьянение.

В двух метрах от генерала он остановился, попытался было отдать честь, но сообразил, что без головного убора. Вид у Джинна был, конечно, карикатурный и определение «анархист», которое дал ему Лощенков, подходило как нельзя кстати. Бутылку замполит у Джинна отобрал, но «маузер» времен гражданской войны висел на ремне через плечо.

Джинн, глядя стеклянными глазами, представился, и Лощенков, ухмыльнувшись, весело спросил:

— Ты откуда такой вылез, капитан?

И все вздохнули с облегчением — стало ясно, что барин не гневается, что облик «анархиста» его позабавил и дело, скорее всего, кончится очередной армейской байкой, которую генерал будет рассказывать за пивом в подмосковной баньке «для белых людей»

Генеральская свита заулыбалась, и даже Фаридов выдавил из себя кривую улыбку. В строю кто-то хохотнул.

— Мы с вами, генерал, на брудершафт не пили, — отчетливо выговаривая слова, произнес Джинн. — И тыкать мне не надо. — Улыбка сползла с лица генерал-майора.