Изменившийся человек - [17]
— Человеческий инстинкт. Все просто. Никуда от него не денешься, — говорит он ей с улыбкой. Вероятно, доволен, что перестали обсуждать его пребывание в ДАС.
— Хотите сказать, это запрограммировано? — говорит Бонни.
— Не люблю это выражение, — говорит Винсент. — Запрограммировано.
— Знаете, я тоже. Если подумать. — Бонни показывает на щиток. — Кстати, о программах, что это означает?
— Требуется обслуживание? Ничего. Подрегулировать карбюратор, да хоть через тысячу километров.
Через тысячу километров? Бонни счастлива. Затор ее не пугает — лишь бы это не был и затор, и поломка. А вот уже… смотрите! Показались ворота дорожного сбора. Она переходит на полосу к электронным воротам E-ZPass.
— Этот транспондер — жутковатая штука, — говорит Винсент. — Они могут проследить каждое ваше движение.
— Пусть себе следят, — говорит Бонни. — Я еду домой к детям.
Как будто если сказала, то так оно и есть. Открывается вид на мост. Даже после стольких лет, прожитых в Клермонте, Бонни по-прежнему любит проезжать по Таппан-Зи. На мосту она чувствует себя водоплавающей птицей, словно разгоняется по воде перед взлетом.
— На этих мостах, — Винсент старается перекричать теплый ветер, врывающийся в окна. — На них всегда при въезде дежурит человек, круглые сутки. Вся его работа — сесть за руль вместо водителей, которым страшно ехать над водой.
— В самом деле? — кричит в ответ Бонни.
— Я сам так чувствовал когда-то. Не один год. А потом ушло.
Изумительно. Неонацист с фобиями. И неврастеничная мамаша двоих детей. Бонни и Винсент прямо созданы друг для друга.
Когда они сворачивают на 9W, Винсент, подавшись вперед, с настороженностью суслика разглядывает окрестность, дорожные указатели его будущего. Трогательно — как он почти шмыгает носом при виде каждой достопримечательности: заправочной станции, супермаркета, магазина «Садовод».
— Клермонт, — говорит Винсент.
— Бывали здесь? — спрашивает Бонни.
— Кажется, раз. На каком-то… празднике пожарных. Давно. Еще до…
— Каждый июль. — У Бонни пробегают мурашки от мысли, что Винсент со своими дружками-расистами болтались вечером в городе, надувшись пивом.
Они проезжают свечную лавку, антикварный магазин, кафе органического питания, и с каждой минутой район предстает все более чистеньким, буржуазным, благополучным. Улицу переходит афро-американская чета с ребенком в ультрасовременной колясочке. Когда рядом едет скинхед, видишь все это особенно свежим взглядом. Ну, извините! Ей нравится то, что она видит — разнообразие, мелкий бизнес, старающийся остаться на плаву, красивые дома, семьи, которые хотят для своих детей всего самого лучшего и не чувствуют потребности зажечь крест на дворе у человека, не похожего на них.
Они останавливаются у светофора перед методистской церковью, где уже две недели висит вывеска: «ГРОБНИЦА ПУСТА».
Винсент говорит:
— Гробница. Пустая. Эти два слова не должны существовать в одной фразе. Это что-то пасхальное?
— Я живу в следующем квартале, — говорит Бонни. — Квартал замечательный, дом — не очень. — Имея в виду: не возбуждайтесь и не беспокойтесь, когда будем проезжать мимо величавых особняков в викторианском стиле. Не делайте выводов, пока не причалим к невзрачному двухэтажному каркасному дому, будто перенесенному сюда из другого, захудалого городка.
Переехав сюда с Джоэлом, они любили повторять: замечательный квартал, а дом не очень. Но потом фраза вошла в привычку. Бонни привыкла извиняться за дом и сейчас извиняется — на случай, если гостевая комната окажется скромнее кушетки в гостиной брата-нациста.
Когда Джоэл затеял ремонт, должна была догадаться, что он навострил лыжи. Надо отдать ему должное — он не повесил маляров на нее. Но почему он не сделал этого раньше, когда запущенность была одной из тем приглушенных препирательств, маскировавших истинную проблему — Лорейн? Лорейн — вдова Джеффри, бывшего партнера Джоэла. Джеффри неожиданно умер от инфаркта. А до этого она была вдовой одного из пациентов Джеффри. Лорейн написала об этом книгу — удачные мемуары «Разрыв сердца», рассказ о том, каково пережить смерть двух мужей за короткое время, обоих — от сердечной болезни.
Может быть, Джоэл пригласил маляров, чтобы как-то нейтрализовать предполагаемые истерики Бонни, когда она узнает о его уходе. Но она вела себя героически спокойно, если не считать нескольких стыдных эпизодов с плачем, мольбами и обещаниями исправиться. Пока дом не перекрасят заново — а это, возможно, больше не произойдет, — она будет отмерять время от того ремонта. Метка, как сказали Мейер и Винсент о своих татуировках.
Бонни подъезжает к дому.
— Симпатичная хатка, — говорит Винсент. — Хорошая жизнь.
— Спасибо, — отзывается Бонни.
— Чем занимается ваш муж?
— Бывший. Кардиолог.
— А, понятно, — говорит Винсент.
— Удивлены? — спрашивает Бонни.
— Не знаю, — говорит Винсент. — Я думал, психиатр.
— Это ему нужен был психиатр. — Зачем она это сказала?
— Ну, это очевидно, — говорит Винсент. — Порушил хорошее дело.
Опять она должна сказать спасибо? Бонни отвлекается возней перед выходом из машины. Винсент ждет, когда она подберет сумочку, портфель, вынет ключи, отстегнет ремень. После этого он идет к заду машины и вытаскивает свою сумку. Сумка тяжелая. Бедняга устал. У него был трудный день. Винсент ловит на себе взгляд Бонни.
