Изменить этот мир - [57]

– Вон, кажется, на тринадцатом этаже женщина готовит постель ко сну, – сказал я Насте, показывая нужное окно глазами. – Взбивает подушки и встряхивает одеяло.

– Ты смотришь на подушки и одеяла, или на что-нибудь другое? – поинтересовалась она.

– На все сразу, вот только не пойму – она в маечке или в бюстгальтере? – спросил я, не сдержав улыбки.

– В маечке, в маечке, можешь не волноваться, – поддразнила Настя.

– А вон там, на… – я отсчитал нужный этаж, – девятом этаже специально для тебя бродит мужик в трусах. Можешь наслаждаться видом.

– Эх, было бы чем наслаждаться, – Настя засунула в рот очередную пельмешку. – Ты лучше ешь быстрее, а то еще немного – и лед с пельменей уже не соскребешь.

– Не думаю, что сегодня так холодно.

Мы сидели и перешучивались, пока последние пельмешки не покинули наши тарелки.

Мы часто смотрим в окна соседнего дома, иногда это весело и интересно. Конечно, там не разглядишь ничего интимного или предосудительного – расстояние все-таки велико, но видеть, как в квартирах кипит, а потом, ближе к ночи, затихает жизнь – очень интересно. К тому же люди, сознательно или подсознательно, наверняка знают, что их могут увидеть из соседних домов, а значит, если они не задергивают шторы, они хотят, чтобы на них смотрели.

Мы почти одновременно увидели обнимающуюся пару, которая медленно перемещалась по кухне в каком-то причудливом танце, как будто им играла сказочная, нереальная музыка. Это своеобразное подглядывание напоминает немое кино: все происходящее можно увидеть, и то чаще всего урывками, пока человек находится в узком проеме окна, но ведь мы ничего не можем услышать. Это дает простор нашим мыслям и фантазиям. Мы ими часто делимся, иногда произнося их по очереди, а потом сравнивая. Очень часто получалось так, что наши мысли совпадали. На этот раз первой заговорила Настя.

– Мне трудно представить, под какую музыку они танцуют, но, похоже, она им нравится, причем даже очень.

– А может быть, им нравится быть друг с другом, и музыка идет от соприкосновения их душ, которые понимают друг друга и вступают в контакт посредством танца, – представил я другую теорию происходящего.

– Может быть, хотя как же так можно? Музыка душ… Это что, одна душа играет на другой?

– Нет, это души сталкиваются, и от этого столкновения рождается звук, но не «ба-а-а-ам», а что-то более мелодичное. – Я постарался немного сбить ее серьезность.

– А мы с тобой никогда не танцевали. Интересно, почему?

– Наверно, потому что я не хочу. Терпеть не могу танцульки, ну разве что брейк-данс, но здесь для него маловато места.

Я знал, что Настя временами танцует, просто так, сама для себя. В танце она находила отдых, а может наоборот – выпускала лишнюю нерастраченную энергию. Я понимал, что потанцевать с ней было бы неплохо, но не мог себя пересилить. С самого детства мое отношение к танцам было более чем прохладным. Но это не значит, что я к ним плохо относился. Мне нравилось смотреть на хороших танцоров, но самому выполнять все эти немыслимые па и несуразные движения совсем не хотелось. Я несколько раз пробовал заниматься современными танцами, но каждый раз безуспешно. Я чувствовал себя слишком глупо и неестественно, выполняя указания учителей. Одно время у меня было большое желание овладеть одним из стилей брейк-данса, но, как назло, раньше как-то не хватало времени, а теперь и совсем стало не до него.

– Мне кажется, он что-то шепчет ей на ухо, а она прислушивается и улыбается, – Настя продолжала фантазировать. – Наверно, это слова любви или просто нежные, ничего не значащие фразы. – И тут же, резко меняя задумчивый тон на обвинительный, она спросила: – А почему ты меня никогда не называешь как-нибудь нежно и красиво?

Вопрос не застал меня врасплох – на работе первое время меня тоже пытались называть всякими дурацкими прозвищами, «зайчиком» или «солнышком». Так что ответ был известен заранее.

– А как бы ты хотела, чтобы я тебя называл?

– Не знаю, самой себя трудно называть. Как обычно любящие люди называют друг друга?

– Например, зайка или зайчик, – помог я.

– Ну, хотя бы так.

– А ты знаешь анекдот, где заяц назван самым тупым животным в мире? Так ты хочешь, чтобы тебя называли тупицей?

– Никто не хотел бы быть тупицей. А другие прозвища?

– Ладно, попробуем вспомнить основные. Солнышко – звучит неплохо, но это значит, что на тебя нельзя смотреть, чтобы не ослепнуть, и нельзя прикасаться, чтобы не обжечься. А как же массаж? – Я видел, как она поморщилась и продолжил: – Рыбка – это значит холодная, мокрая и немая. Хорошее сочетание, тебе нравится?

– Не очень, – Настя нашла в себе силы улыбнуться.

– Птичка – значит, постоянно щебечет, щебечет и щебечет, покоя от нее нет. К тому же, я дико извиняюсь, гадит где попало.

– Не надо углубляться в туалетную тему, – остановила она меня.

– Ладно, следующий… Ну, например, русалочка. Знаешь, кто такая русалка?

– Утопленница.

– Правильно. Этим все сказано. Думаю, женщинам и девушкам совершенно не подходят клички вроде «поросеночек», «медвежонок», «верблюжонок» и тому подобные вещи. Есть, конечно, еще «крошка», но это слово так сильно подчеркивает незначительность каждого человека, что употреблять его крайне некорректно, разве что к заносчивым или очень большим людям, чтобы сильно не задавались.