Измени жизнь, оставаясь собой. Личный ребрендинг - [62]

Учительница литературы очень любила Машу и посылала ее всегда на конкурсы чтецов. А например, математичка никак не могла заставить ее участвовать в олимпиадах, хотя Маша хорошо училась, потому что Маша знала, что за олимпиаду никто не хлопает, работы сдаются под номерами, да и не настолько она знает математику, чтобы победить. Номером пятым, третьим и даже вторым она быть не собиралась. Таким образом, к моменту окончания школы Маша подошла с убеждением, что имеет смысл выбирать только ту область деятельности, где есть аплодисменты. Об артистической карьере в то время речь не шла, и она пошла в обычный инженерный вуз на экономическую специальность. Дело было в 1980-х годах, и очень быстро Маша стала расти по комсомольской линии: выступать на собраниях, говорить ярко, срывать аплодисменты. Она добилась того, что многие смутно припоминали, на каком курсе она учится и какой специальностью овладевает, но четко помнили ее фамилию и соотносили ее с внешностью активистки.

Когда пришла перестройка, комсомол исчез как таковой, но зато в изобилии появились другие политические движения, бурлили митинги, проходили выборы. Когда ее близкие спрашивали: «А ты что, действительно считаешь, что у этого лидера большое будущее?», она отвечала: «Да какая разница? Мне нравится сам процесс». К телекарьере она осталась равнодушна: там не было аудитории, а были только оператор с осветителем и режиссер, который обходился с ней так, как будто она неодушевленный предмет. Она умом понимала, что реальная аудитория на телевидении у нее была бы в сто раз больше, но ничего не могла с собой поделать. Ей нужна была живая энергия толпы. Мама смеялась над ней: «Ты что, в вампира превратилась? Питаешься энергией аудитории?» Маша, конечно, отшучивалась. До тех пор пока не вышла замуж за очень яркого человека, не ушла в декрет и не засела дома. А потом у нее началась жуткая «ломка». Ее счастье, любимый человек, дом – полная чаша, любимый ребенок не могли заменить ей внимание публики. Она почувствовала, что ее лишили пищи и воздуха, ей нечем стало дышать в четырех стенах. Сначала она пыталась разыгрывать сцены перед мужем, но не вызвала ожидаемой реакции и уж подавно аплодисментов. Гуляя с ребенком, она выступала перед мамашками, но это тоже не возымело никакого эффекта, те пожимали плечами и расходились варить кашу.

Маша в самом деле начала болеть: она похудела, у нее пропало молоко. Но как только у нее пропало молоко, ее озарила идея. Пропажу молока она связала с плохой экологией района и развернула целую кампанию за ее улучшение. Она писала обращения, ходила по подъездам и собирала подписи, приводила себя в пример, нашла сочувствующих, которые стали соратниками, и… стала популярной в итоге! Ее стали узнавать в префектуре и здороваться с ней в детской поликлинике. От чего она быстро выздоровела. От депрессии не осталось и следа, глаза заблестели, а вслед за проблемой экологии замаячила проблема нехватки муниципальных детских садов в округе.

Наш конкретный пример зависимости начался с того, что милая девочка любила общаться. Но дальше она «подсела» на один из самых жестких наркотиков. Ведь она не добивалась результата, не переживала за само дело, ей нужен был порыв, вдохновение – сам момент энергетического обмена с аудиторией. И я не удивлюсь, если увижу ее в следующий раз на трибуне съезда партии, отстаивающей прямо противоположные взгляды, допустим, поддерживающей проект строительства атомной станции. Или же она откроет свое собственное общественное движение. Я не удивлюсь, потому что ей не важен смысл – ей нужен процесс. Впрочем, вывода из этой истории я никакого делать не буду, потому что Маше хорошо. Она себя нашла.

Зависимость вторая. Искусство резонанса

То, что в случае с Машей превратилось в навязчивую идею, – потребность в людях, в окружении, потребность быть услышанным – в другом случае, наоборот, является источником вдохновения. Есть много людей публичных профессий, которые выбирают себе стезю за возможность общаться с аудиторией. Это те, кто не делал после института научную карьеру, а предпочел преподавание. Или лекторы, о которых может пренебрежительно отзываться научное сообщество. Но просто у них другой дар – дар убеждать людей, выступать с трибуны, зажигать и делать так, чтобы студентам хотелось учиться. Эти люди чувствуют себя рупорами конкретных идей. Им, в отличие от Маши, совсем не все равно, о чем выступать, они очень увлечены предметом!

Даже когда я участвую в телепередаче и в студии нет аудитории, я ставлю задачу рассмешить хотя бы оператора. Это зависимость от реакции аудитории, от обратной связи с ней.

Я сама ловлю себя на том, что не могу формально прочитать лекцию и уйти, каждый раз просыпается азарт. У меня тоже есть эта зависимость! Даже когда я участвую в телепередаче и в студии нет аудитории, я ставлю задачу рассмешить хотя бы оператора. Это зависимость от реакции аудитории, от обратной связи с ней. Я не могу выступать на сцене, если не вижу зала. Мне трудно было бы снимать кино – это долгий процесс, оторванный от результата, да еще и порезанный на фрагменты. Я же должна быть уверена, что я произвела какие-то изменения, заставила людей что-то сделать: рассмеяться, заплакать, задуматься, выбрать другой путь, захотеть, обрадоваться. Если я не чувствую этой реакции, я не могу понять, интересно людям или нет. Мне нужно достучаться, и если я этого не сделала, я не буду удовлетворена работой. Мне не нужно знать, что я молодец, мне не нужно «спасибо», мне нужно видеть, что люди меняются, мне нужно знать, что их действительно зацепило. Это тоже своего рода энергетический обмен – я бросаю семена и вижу, что они прорастают.