Измена - [39]

Ее губы слегка шевельнулись, и это было не менее откровенно, чем раскрытые объятия. Джек подался вперед и поцеловал ее — чистоту этого поцелуя нарушала только пухлость губ, и тех, и других. Опутанный нежностью этого рта, Джек протянул руку, чтобы привлечь Тариссу к себе, но она отпрянула и неловко поднялась на ноги, не глядя на него.

— Это ты свалил полку, — сказала она. Это было утверждение, не вопрос.

— Я к ней даже не прикоснулся, — глядя в пол, ответил Джек.

— Я знаю, — с раздражающей уверенностью улыбнулась она. Джек не сумел ничего придумать в ответ. Что толку лгать, если она угадала правду?

— Тарисса — твое полное имя? — ни с того ни с сего спросил он.

Она прыснула при этой его неуклюжей попытке сменить разговор, но возражать не стала.

— Нет, полное имя — Тариссина.

Джек воспрянул духом: она знает правду, но не осуждает его. Это ее второй дар ему.

— Такие имена в Королевствах дают благородным дамам.

— Возможно, — пожала плечами она, — но я почти всю жизнь прожила в Халькусе, а здесь никому нет дела до моего имени.

— Когда же ты покинула Королевства?

— Я была грудным младенцем, когда мать пришла сюда со мной. — В ее голосе появилось нечто новое — Джек не сразу понял, что это горечь.

— А что заставило Магру покинуть родную страну?

— Она стала помехой неким высокопоставленным особам, и ей грозила смерть.

— А тебе?

— Мне еще больше, чем матери, — холодно рассмеялась Тарисса.

— Но ведь ты была совсем малютка.

— Из-за малюток, бывает, и войны завязываются. — Тарисса отвернулась и принялась выгребать из очага остатки еды.

Джек понял, что она не хочет больше говорить об этом. Она сказала как раз достаточно, чтобы разжечь его любопытство, и вконец его озадачила. Он все еще чувствовал ее губы на своих губах, и память об этом удерживала его от расспросов. Ведь и она не стала допытываться, почему это полка рухнула в огонь. Он отплатит ей тем же.

Он опустился на колени рядом с ней и стал соскребать с решетки сгоревшее жаркое. Их взгляды снова встретились. Общие тайны, затронутые лишь намеком, а не в открытую, сблизили их. И когда их руки, отчищающие очаг, соприкасались, никто не спешил первым отвести свою.

Немного времени спустя, когда решетка засверкала, как свежеотчеканенная монета, дверь распахнулась и вошли Магра с Ровасом. Женщина нюхнула воздух, как гончая, и направилась прямиком к очагу.

— Что у вас случилось? — воскликнула она. Ее голос даже и в гневе не утратил изысканных интонаций, присущих благородной даме. Взор ее обратился к Джеку.

— Маленькая неприятность, мама, — ответила, опережая Джека, Тарисса. — Я помешивала жаркое, и вдруг полка обрушилась вниз.

— Как это могло случиться? — недоумевал Ровас. — Я приколотил ее на совесть перед самым приходом зимы.

— Ну, тогда мне все ясно, — бросила Магра. — Если у кого-то руки приделаны не тем концом, так это у тебя, Ровас Толстобрюхий.

— Оставь мое брюхо в покое, женщина. Ты не хуже меня знаешь, что торговец должен иметь цветущий вид. А объемистый живот — самый верный признак достатка.

Джек не мог взять в толк, как такая женщина, как Магра, может жить с Ровасом. Ведь они — полная противоположность друг другу. И речь, и внешность Магры выдают ее благородное происхождение, тогда как Ровас — просто хвастливый жулик.

— Не из-за чего шум поднимать, — говорил между тем Ровас. — Голод нам не грозит. Хорош был бы из меня контрабандист, не будь у меня тайников. Пошли, парень, поможешь мне. У меня в огороде припрятан сундук с солониной. Вспомнить бы еще где.

Прежде чем выйти, Джек послал Тариссе благодарный взгляд — она избавила его от необходимости отвечать на трудные вопросы.

Ровас заметил ожог у него на руке.

— Как это тебя угораздило?

— Помогал Тариссе вытаскивать горшки из огня.

— Жаль, что пострадала правая рука. Ну ничего, это не помешает нам. Настоящий боец должен одинаково хорошо владеть обеими руками. Вот ты с левой и начнешь.

* * *

Хват пробирался по людным улицам Брена, оглушаемый воплями торговцев и нищих. Он купил у разносчика пирог со свининой и бросил пригоршню медяков какому-то калеке и его слепой матери. Быстрота, с которой слепая сгребла монеты, была подобна чуду. Хват широко улыбнулся ей. Он знал, что она притворяется, но восхищался ее искусством. Для того чтобы так закатывать глаза, требовался недюжинный талант.

Пирог оказался отменный, горячий и сочный, — начинка и впрямь походила на свинину.

День был прекрасный, по крайней мере для такого холодного места, как Брен. Ясное небо голубело, и воздух был свеж. Хват чуял, что в городе происходит нечто важное. В северной части Брена, где стояли особняки вельмож и герцогский дворец, чисто вымели улицы и развесили флаги. Должно быть, ожидают каких-то знатных гостей. Впрочем, государственные дела Хвата не касались. Перед ним стояла одна-единственная цель: помочь Таулу.

Проходя мимо ларька с ручными зеркальцами, он взял одно и посмотрелся.

— Да уж! — вымолвил он и, поплевав на руку, поспешил пригладить волосы. Подумать только, что вчера он тащился за Таулом с этаким колтуном на голове! И воротник не слишком чист. Скорый бы его не одобрил. «Одевайся всегда чисто, — говаривал сей достойный муж. — Тогда люди не сразу поймут, кто ты есть». И Хват сознавал мудрость его слов.