Измена - [17]

— Мы уволили его с работы.

— Энни, у вас не было выбора — он скрывается от полиции…

— Но говорит, что не продавал наркотики.

— Я тоже слышала что-то такое от ребят с этой улицы. Они говорят, что полиция спутала его с каким-то торговцем, похожим на Вико. Это, может быть, и правда. Но, с другой стороны, Вико за последние годы не раз попадал во всяческие истории, так что от него можно ожидать чего угодно.

— По-моему, я уже почти добилась доверия Паулины, — сказала Энни. — Но когда она узнала, кто я, она почувствовала себя обманутой. Теперь мы ее потеряли.

Барбара Рэй подошла к ней сзади и нежно сжала ее плечи.

— Мы не можем спасти всех. Ты это знаешь.

— Да, знаю, — согласилась Энни, но при этом продолжала качать головой в отчаянии от своего бессилия.

— Послушай меня, голубушка. Знаешь, что тебе нужно? Большой кусок пирога «Бабье счастье».

— О, только не это. Я уже так давно пытаюсь сбросить фунтов пять.

— Глупости! Тебе нужно набрать по крайней мере столько же. Так что сегодня вечером приходи ко мне на незатейливый домашний ужин. Нагуляй жирку, девочка!

— А что это за пирог «Бабье счастье»? — улыбнулась Энни.

— Я расскажу тебе, из чего он делается, но не спрашивай меня, сколько в нем граммов жира, а то мы обе от испуга не возьмем в рот ни крошки.

— Я бы хотела прийти, Барбара Рэй, — сказала Энни, — но мне очень нужно зайти сегодня вечером в офис.

Барбара Рэй вздохнула.

— Они там в «Броди Ассошиэйтс» перегружают тебя.

— Нет, это я сама. Я становлюсь работоголиком.

Барбара Рэй снова сжала ее плечи. Она умела делать великолепный массаж спины.

— Ты многое теряешь, детка. Тебе нужна личная жизнь, и никто не вправе осуждать тебя за это. Я просто беспокоюсь — вот и все. Ты же такая молодая и так во многом себе отказываешь. Мужчина, немного свободного времени, кусочек пирога «Бабье счастье»…

В порыве чувств Энни вскочила и крепко обняла Барбару Рэй. Несмотря на годы и недостаток средств для здорового питания, у Барбары Рэй была худощавая и крепкая фигура. В свои пятьдесят пять неутомимая управляющая и путеводная звезда всей паствы Церкви Единого Пути, она была решительной и энергичной, стремительно превращаясь в живую легенду Сан-Франциско.

У Барбары Рэй был просто дар располагать к себе людей, проникать в их мысли и душу. За свою заботу о бедных, больных и несчастных жителях Сан-Франциско она заслужила репутацию американской Матери Терезы, но она умела быть очень трезвой и здравомыслящей, когда имела дело с богатыми и благополучными людьми, к которым она обращалась за деньгами. Барбара Рэй относилась к тем редким людям, которых принимали как своих во всех слоях общества, которые так умели преподнести себя, что люди забывали об их классовой принадлежности, вере и национальности.

Энни встретила ее вскоре после смерти Чарли и потери «Фабрикэйшнс». Как-то рано утром после бессонной ночи, чувствуя, что сходит с ума, она встала и побрела по холмистым улицам нижнего Сан-Франциско. Поднявшись на Ноб-Хил, она остановилась, чтобы перевести дух после тяжелого подъема, и тут пред ней предстала серая каменная громада кафедрального собора Грэйс. Она вошла в огромное древнее строение, почти пустое и очень темное, куда сквозь изумительные витражи только начинали пробиваться лучи утреннего солнца. Присев на одну из скамей в задней части собора, Энни пыталась помолиться. Но при мысли о смерти Чарли комок горечи подкатывал к ее горлу, и у нее возникало ощущение, что Господь отвернулся от нее.

Барбара Рэй Эскер сидела позади нее. Потом, когда Энни поднялась и, плача и пошатываясь, уходила из этой прекрасной готической церкви, в которой ей не удалось отыскать Бога, Барбара Рэй легонько коснулась ее плеча.

— Прежде чем вы уйдете, — сказала она, — я хочу, чтобы вы попробовали одну вещь.

Взглянув ей в лицо, Энни подумала, что, если Господь все же существует, он должен смотреть на мир такими мудрыми, добрыми глазами, как у этой высокой обыкновенной женщины с курчавыми седыми волосами и худыми мозолистыми руками. Эти шоколадно-коричневые глаза, казалось, вобрали в себя все милосердие мира, они просто светились состраданием.

— Попробовать что? — спросила Энни. Барбара Рэй указала на пол у них под ногами.

Там был рисунок, обширный круговой узор, образованный массой разорванных концентрических окружностей.

— Лабиринт, — сказала она. — Это копия древней росписи на полу кафедрального собора в Шартрезе. Медитация в движении. Нужно войти в лабиринт вон там, в начале, и идти по круговым дорожкам, пока в конце концов вы не окажетесь в центре. По существу, это не лабиринт, поскольку здесь нет тупиков. Вступив на него, вы обязательно найдете верный путь.

— Зачем? — вяло спросила Энни, единственным желанием которой было как можно скорее уйти. Она не очень-то верила в такие вещи, чтобы попытаться всерьез медитировать.

— Попробуйте, — мягко, но настойчиво сказала Барбара Рэй, и она попробовала.

Потом Энни пыталась понять, что же произошло тем утром — почему Барбара Рэй смогла проникнуть в ее душу, чего не удалось самому Господу Богу. Отчасти этому способствовало необычайное воздействие медитации в движении. Когда она шла по узким дорожкам, начерченным на полу, ее не оставляло чувство единения с людьми многих поколений, прошедших до нее по этому лабиринту и здесь, в Сан-Франциско, и в Шартрезе, откуда и произошел этот лабиринт.