Измайловский парк - [26]

Однако сейчас его настойчиво грызло неуемное любопытство, и оно насмешливо царапало сердце до тех пор, пока Валерий не надумал поехать посмотреть на родные места.

Позвонила Женька.

— Поедешь в пятницу на пленэр?

— Ты прямо телепатнула… — удивился Валерий. — Собираюсь за город по делу — хочу увидеть дом прадеда, точнее, то, что от него осталось.

— Будете там строить вторую дачу?

— Сомнительно. Зачем нам вторая? И вообще, эта земля наверняка давно кем-то куплена. Хотя это далековато, все равно теперь на землю спрос высок. Да и денег на строительство нет.

— А вы постройте сами! — лукаво посоветовала Женька. — Топор вам в руки!

Валерий засмеялся:

— Топор топором… А время? Хотелось бы знать, где я его возьму, чтобы гвозди заколачивать. Тут сессия на носу… Сечешь? Мед — вообще вуз сложный. Какая может быть дача? Там надо провести немало месяцев, еще лучше туда переселиться, чтобы выстроить себе теремок. Не так все просто.

— Но проще, чем ты думаешь, — бодро заявила Женька.

Ей тоже хотелось за город — звенящая электричка, трава, мокрая и холодная от росы, истощенная дождями, полусонные поля и леса, белесые в утреннем тумане, потихоньку, с трудом привыкающие к своим голым черным веткам… Все это вдруг представилось Жене с точностью цифрового фотоаппарата, и сразу стало чуточку грустно, что она не увидит завтра всего этого.

— В понедельник расскажешь. И пожалуйста, поподробнее, — попросила она. — А то у тебя слова лишнего не выпросишь, уж извини за прямоту.

— Извиняю, — холодно отозвался Валерий.

Самым сложным было объяснение с матерью. Она сразу, без всяких вопросов, догадалась, куда и зачем едет Валерий на два дня.

— Тебе нечего делать? — с непривычной для нее резкостью спросила Галина Викторовна.

— Допустим, — согласился с ней Валерий, мечтавший все по возможности спустить на тормозах. — Прошвырнусь на природу. Может, поедешь со мной?

— Ни за что! — с негодованием отказалась Галина Викторовна. — У меня масса дел по дому. В выходные и постирать надо, и обед сварить, и на балконе разобраться. За лето там набралась куча барахла, а мне все некогда.

— Ну, как знаешь… — Валерий прикинул, что нужно взять с собой. — Ты мне на дорогу каких-нибудь бутербродов настрогаешь? И термос дай.

— А где ты собираешься ночевать? — Мать смотрела хмуро и печально.

— Там деревень полно! Найду себе избушку со старушкой.

— Откуда тебе известно про деревни? — удивилась Галина Викторовна. — Ты разве там уже был?

— Нет, ну и что? Рассуди логически. Это дачная местность, не совсем глухомань, посему вокруг должны стоять какие-то дома. Иначе просто не может быть.

Мать вздохнула и пошла на кухню готовить Валерия в дорогу.

Вышел из дому он рано. Едва начинало светать — серый пасмурный денек с рассветом не торопился. Валерий махнул на прощание рукой матери, стоявшей в дверях и опять смотревшей грустно и мрачновато.

Он старался не обращать внимания на ее настроение. Все равно человека не переделаешь, тем более в зрелом возрасте, а жить по материнским принципам, согласно ее взглядам Валерий не желал. У него есть свои.

До вокзала он добрался быстро — на работу так рано ехали не многие. И на вокзале тоже пассажиров было не густо, отчаянные энтузиасты загородной жизни еще не проснулись, что обрадовало Валерия: он терпеть не мог этой толпищи, в которой не только не протолкнуться, но даже не вздохнуть глубоко.

Купив без всякой очереди билет, Валерий глянул в расписание, вышел на перрон и пошел вдоль электрички, как заплатками облепленной осенней липкой грязью, пахнущей дождем и железом. Сложный аромат… Панин выбрал себе вагон, вошел и сел в самой середине. Кроме него, здесь были две бабульки, зорко охраняющие свои многочисленные, туго набитые сумищи, «благоухающий» вчерашним перегаром мужичок, дремавший в уголке, да шумная компания парней, играющих в карты.

— Беда! Вот беда! — часто причитал один, очевидно без конца проигрывающий.

Валерий глянул в залитое серыми слезами окно и задумался. Вспомнил об отце… Беда… Пока она у него была одна-единственная — родной отец. Хотя с возрастом Валерий притерпелся к своему несчастью. Только вот злая память детства… Она нередко поднимала упрямую голову. Хотя Валерка, конечно, не знал всего.

Слишком большая разница не просто в возрасте — с этим вполне можно примириться, — а в темпераментах, оценках, подходе к жизни высветилась почти сразу после свадьбы Галины и Михаила. Пролетело несколько месяцев милой влюбленности, веселых подшучиваний, добрых улыбок… Все это промчалось одним мгновением — ярким и волшебным, — и начались будни: сплошной привкус горечи и дрянной темный осадок.

Легкий и эмоциональный, Туманов не собирался жить по иным правилам, его моральные установки оставались непоколебимыми. Да и зачем ему перестраиваться и подлаживаться под жену? Галя не сумела долго прятаться от правды, — сколько можно иронизировать над собой, себя высмеивать, обвинять во множестве ошибок?.. Суть от этого не изменится, и жизнь тоже. Но Галя пошла на поводу у собственных желаний и у этого проклятого общественного мнения. Так надоело — да и больно было! — постоянно встречать сочувствующие печальные глаза матери и слышать то ядовитые, то жалостливые вопросы знакомых: «Галка, ну когда ты найдешь свою любовь?», «Галина, ты что, собираешься всю жизнь посвятить работе?».