Излучина Ганга - [31]

Шафи строго следил за тем, чтобы объекты выбирались разумно. Своим людям он объяснил, что полиция каждый раз втыкает на карте флажок в том месте, где совершен террористический акт. В конце концов перед полицейскими ищейками обозначится ясная картина, а тогда уже легко обнаружить центр. Жизненно важно отвести подозрения от Дарьябада.

— По-моему, мы больше опасаемся, чем действуем, — сказал Деби-даял. — Кто свяжет это с Дарьябадом? Мы ни разу ничего не устраивали ближе двадцати миль от города. Они подумают, что мы пришли издалека. Зато, если удастся угробить военный самолет… игра стоит свеч!

— Да, да, да! — обрадовался Босу. — Вот это другой разговор!

Последовавший за этим одобрительный гул насторожил Шафи. Сам того не желая, он почувствовал обиду. Не колеблется ли его авторитет? Уж не переместилось ли их почтение на Деби-даяла?

Шафи подарил им ободряющую улыбку, первую за весь вечер. Имело смысл уступить и выказать уважение к мужеству ребят. Акты саботажа — дело опасное.

— Все это не лишено смысла, — сказал он, улыбаясь уже только Деби-даялу. — Знает кто-нибудь, почему самолет здесь задержался?

— Они летят из Пешавара в Хайдарабад и приземляются здесь для заправки. С одним, наверно, что-то неладно. Другие улетели, а он ждет запасных частей, — охотно объяснил Ахмед.

— Откуда ты знаешь все это?

— Один парень говорил, из офицерского клуба.

— Он что — пилот с того самолета?

— Да, — подтвердил Ахмед.

После этого целую минуту все молчали. Шафи уставился в пространство. Остальные уставились на него.

— Слишком соблазнительно, чтобы отказаться, — сказал он наконец. — Нам, кажется, крупно повезло! Я ходил к аэродрому, там почти никого нет. Это всего лишь запасная посадочная площадка для самолетов английских военно-воздушных сил. Там только проходная будка и маленький склад для канистр с бензином.

Следовало бы, конечно, поджечь и этот склад со всем горючим, но, я думаю, лучше сосредоточить внимание на самолете. Насколько я знаю, кроме сторожа, никакой охраны нет. Так, Ахмед?

— Из-за этого самолета полиции пришлось поставить специального караульного. Но и он торчит у выхода на летное поле. Со стороны реки никто не охраняет.

— Что нам понадобится для уничтожения самолета? — спросил Босу.

Шафи спокойно посмотрел на него.

— У нас есть все, что понадобится, — произнес он с едва заметной улыбкой и сделал паузу. — Главное наше оружие — конечно, ваша смелость и находчивость. А этого вам не занимать. — Он сделал плавный жест, показывая на всех присутствующих. Сомнения исчезли. Он вновь ощутил теплую волну доверия.

— В Германии существует специальная школа саботажа, — продолжал Шафи. — Обучают всевозможным диверсиям. Объекты всякие — от телефонных аппаратов до мостов и дорожных сооружений, и уничтожение самолетов на летном поле считается одним из легких заданий. А уж самолет без охраны — настоящий подарок! Понадобятся всего два человека. Один — я сам. Кто второй? Добровольцы есть?

Руки подняли все без исключения.

Взгляд Шафи, на этот раз холодный, начальственный, скользил по их лицам. Это был профессиональный осмотр: командир обдумывал, кто из его людей достоин выполнить задание.

Их решимость была ему приятна. С гордостью он переводил взгляд с одного лица на другое: сосредоточенные, ожидающие, горящие энтузиазмом. И впервые он подумал о том, долго ли удастся сохранять их единство. Конгресс и Мусульманская лига пришли к окончательному разладу, индусы и мусульмане, привыкшие ненавидеть друг друга жгучей вековой ненавистью, оказываются в противоположных лагерях. Даже руководители террористов начали поддаваться этой распре. Хафиз уже жаловался ему в письмах на жестокость индусов к мусульманам, предлагая изменить характер всей работы. Сколько еще осталось времени до того, как пламя религиозной розни опалит их всех?

Он посмотрел на Деби-даяла, и снова его больно кольнула непрошеная ревность. Деби напоминал ему совсем молодого Неру: удивительно красивого, богатого, образованного, с прекрасными манерами, призванного управлять и знающего о своем призвании.

— Ты! — быстро произнес он, словно выстрелил, и указал на Деби-даяла.

Тесно прижавшись друг к другу, они лежали рядом в ночной тьме. Один бородатый, смуглый, широкоплечий, самоуверенный, но спокойный и осторожный. Другой изящный, гибкий, взволнованный, тщетно пытающийся унять нервную дрожь.

Отсюда, из-за толстого ствола кикара, они, слегка приподнявшись, могли без помех наблюдать за самолетом, стоявшим в каких-нибудь трехстах ярдах. До них доносились скрежет легкого металла под порывами ветра, запах горящего масла, резины…

Постепенно разгоравшееся пламя охватывало контур самолета и отбрасывало розоватые отблески на все окружающее. Они заметили остановившийся у проходной будки грузовик с включенными фарами. Пять или шесть человек соскочили с него и бросились к огненному кругу, потом внезапно остановились и отступили, словно споткнувшись о невидимый барьер. Они безучастно стояли на месте — жестикулирующие маленькие фигурки в театре теней, — голоса их тонули в реве бушевавшего пламени.

Старший из тех двух, за деревом, наблюдал эту сцену, ухмыляясь и поглаживая бороду. Он повернулся к своему спутнику и в мерцающем свете сумел разглядеть выражение какой-то особой ненависти на его лице. Можно было подумать сначала, что Деби-даял восхищен самим фактом диверсии, совершенной в глубокой тайне, а отнюдь не уничтожением английского самолета. В его сияющих глазах играло пламя, губы были плотно сжаты. Шафи долгую минуту не мог оторваться от жуткой игры света на этом лице. «Бог мести злорадствует», — подумал Шафи. Он заставил себя отвернуться и снова посмотреть на горящий самолет.