Излучина Ганга - [127]

— Не беспокойся, полиция обязательно нас проводит. Они-то знают — за мной не пропадет. Телефон, во всяком случае, скоро починят.

— Может быть, стоит попробовать позвонить от Кханов — там, вниз по дороге? Или от Малликов?

— Не знаю, — заколебался Текчанд. — Почему ты уверена, что у них телефон работает? И потом — кто пойдет туда?

В мусульманские дома двери были закрыты наглухо. Любой мусульманин, укрывающий индуса, объявлялся предателем родины и был обречен на всеобщее презрение. Неразумно было бы сейчас просить помощи у соседей-мусульман. Это только поставило бы их в неловкое положение.

— Давай схожу я, — предложила Сундари.

Он покачал головой. Ближайший домишко находился в полумиле от них.

— Я сам пойду вечером, — сказал он, — если телефон не починят.

— Как это ужасно, — вдруг вмешалась жена Текчанда. — Никто из нас ни слова не говорит о судьбе тех, у Автара. Остался ли хоть кто-нибудь в живых? Мы настолько погружены в собственные заботы!..

Стыдно было признаться, но дело обстояло именно так. Они словно вычеркнули из памяти Автара и других сикхов. Неужели в такие минуты человек ни о чем не способен думать, кроме спасения собственной шкуры?!

Как будто в ответ на ее слова, тревога Текчанда за судьбу сикхов очень скоро уступила место самому обыкновенному страху. Он вызвался пойти к соседям. Кто-то ведь должен сделать, и этот кто-то он сам — невозможно же отправить Сундари!

Оставшись один в ванной комнате, Текчанд с большей силой, чем когда-либо, почувствовал свою непригодность к борьбе. Как жаль, что он такой беспомощный и неумелый! Одно дело — организовать самую большую в Пенджабе строительную компанию, совсем другое — не растеряться в подобной обстановке. Даже дочь хладнокровнее, чем он, глава семьи. Но, с другой стороны, в полной ли мере женщины осознают опасность? Вот был бы здесь сейчас Деби…

И Текчанд снова предался мыслям о сыне — Деби не побоялся бы этих бандитов, сколько бы их тут ни оказалось.

Он принял холодный душ и переоделся в брюки и рубашку цвета хаки. В этом костюме он обычно инспектировал стройки. В коридоре на дымящем огне жена готовила чапатти. Она все еще пыталась сохранить в чистоте пол в гостиной, вот и вынесла все хозяйственные принадлежности в коридор. Ему было больно видеть ее воспаленные от дыма глаза, перемазанные тестом руки. Сундари он отыскал на открытом галерее, окружавшей дом.

— Знаешь, — сказал он, показывая рукой в сторону своего музея, — когда сегодня утром я был в той комнате, я думал о бессмысленности дальнейшей борьбы. Почему бы не счесть это знаком свыше — знаком поражения — и не признать, что все кончено? Разве это не лучше, чем барахтаться и цепляться? Я хорошо жил, испил полную чашу жизни. Законы индийской философии подсказывают мне, что неразумно, даже неблагородно требовать продолжения. В моем возрасте человек должен уметь отвернуться от суеты, от всяческих мирских неурядиц. Но, разумеется, это все чепуха… Я понимаю, что не имею права отступать. Каждый обязан жить и бороться хотя бы ради тех, кто близок и дорог ему. Мама и ты…

— И твой сын, — выпалила Сундари. Это вышло случайно, она не подумала, радость или боль принесет ему ее сообщение. — Да, да, и твой сын, — повторила Сундари, глядя отцу прямо в глаза.

Глаза оставались безжизненными.

— Мой сын, — проговорил Текчанд безучастно. — Мы даже не знаем, жив ли он. Прошло восемь лет… И понимаешь, у меня иногда такое чувство, будто я убил его собственными руками. Но я вот что хотел сказать: как бы ни был подавлен человек, житейские обязанности и заботы мешают ему сдаться. Крепкие нити любви связывают его…

Сундари была встревожена его непонятной отрешенностью.

— Я тебе до сих пор не говорила… Но сейчас я думаю, тебе надо узнать, что Деби вернулся.

Отец посмотрел на нее с вымученной улыбкой, сделавшей его лицо еще печальнее.

— Моя милая девочка, ты просто хочешь ободрить меня, — сказал он.

— Ничего подобного. Это правда. Он приезжал ко мне в Бомбей. Долго рассказывать… В общем, японцы послали Деби в Индию, чтобы он работал на них. Но он не стал этого делать. До конца войны он жил в Ассаме, скрываясь, чтобы его не выдали властям.

— Ты его правда видела?

— Конечно, правда! Он позвонил по телефону. Мы вместе обедали, гуляли. Я навестила их в отеле «Океан».

— Их? — спросил он. — Кого их?

— Деби и его жену. Он… он женился.

Теперь, когда разговор уже начался, Сундари хотела довести его до конца.

— Деби ездил к кому-то в Лахор и там встретил девушку. Очень милую девушку — я уверена, она тебе понравится. Только… дело в том, что она не нашего круга.

Но Текчанд не обратил никакого внимания на эти слова дочери.

— Скажи мне, как он выглядит? Он… он здоров после всех этих ужасов?

Сундари помрачнела.

— Да, он красив, как прежде, загорелый, стройный. Только… рука, правая рука покрыта рубцами, шрамами. И палец немножко искривлен.

— Не надо пока что говорить об этом маме. Что они с ним делали?

— Ничего. Я хочу сказать, это произошло не на Андаманских островах, а в Лахоре. Кто-то швырнул склянку с серной кислотой в его жену. Деби поймал эту штуку в воздухе.

— Деби должен был поступить так. Только так! — заметил Текчанд с оттенком гордости. — Рука сильно искалечена?