Излишняя виртуозность - [18]

Взлетел на второй этаж, в холле на втором этаже увидел его с другими колоссами.

— Вы? — удивился, но как-то уж очень величественно, словно бы заранее уже готовился удивиться. С широко раскрытыми объятьями ко мне подошел, три раза резко причмокнул меня к своим щекам. Ну ясно, перед другими колоссами приятно — приехал ученик.

Пошли с ним по коридору, устланному бобриком, шел в теплых домашних туфлях. Женщина в белом халате нам встретилась, деликатно в сторону его отозвала, о чем-то спросила. Он так задумался глубоко, потом седой гривой встряхнул, сказал решительно:

— Знаете, пожалуй, все-таки с гречкой!

Женщина кивнула почтительно, прошла. Привел он меня в комнату к себе, в кресло усадил. В машинку, я заметить успел, довольно-таки странный ввинчен был текст: «И профессии они выбрали одинаковые, оба юристы: Юрий — следователь, а Мстислав — дворник...»

— Немного доброго коньяку?

— Пожалуй.

— Так слушаю вас.

Подал я ему «Качество ковроткачества» — он полстраницы прочитал, тяжко вздохнул.

— Вам плохо?

— А, об этом уж я не думаю! — рукой махнул. — Дело в том, милый вы мой, что помочь я вам ничем не смогу! Скорее наоборот!

— В каком смысле — наоборот? — пробормотал я.

— В обычном! — он развел руками. — Если бы вы нас не только почитали, но и читали, — он трогательно улыбнулся, — может, знали бы тогда, что я всю свою сознательную жизнь именно борьбе с коврами посвятил. Так что не то что помощь... Наоборот. При каждом удобном случае — палки в колеса! — благодушно добавил он.

— Но вы же ходите по ковру!

Вот этого, наверное, не следовало говорить!

Он сокрушенно развел руками, в смысле: «Что же делать?»

Мы помолчали.

— Ну а как вы... вообще? — поинтересовался он.

— Как-то... непонятно! — растроганный вниманием, излишне разоткровенничался я. — В отличие от вас, — я жалко улыбнулся, — никак не могу найти себе врагов!

— Хорошо живет — врагов у него нет! — как бы в сторону, как бы невидимому собеседнику, добродушно сказал он.

Вот так вот! — с отчаянием подумал я. У меня нет осенней обуви, но нет и врагов! А он сейчас в теплых тапочках пойдет по мягкому ковру кушать гречку, и, кроме того, на зиму у него засолено несколько баночек отличных врагов!

До этого я уже выпил застенчиво, потом вызывающе, но тут я выпил уже принципиально! Вскоре я вывалился из дома на воздух, с отчаянием огляделся: ни черта у них тут не поймешь: солнце то здесь, то там!

Потом я трясся в автобусе... Замечательно! Всегда был мастером по созданию препятствий, но такого препятствия себе еще на воздвигал! И главное, заняло совсем мало времени и сил. Так что насчет палок в колеса могу не беспокоиться! Молодец!

В городе я сразу заметил толпу юнцов возле касс. С ходу врезался в гущу, с криком «Мне для дочери!» пробился без очереди, взял два билета на итальянцев, лучшие места.

Домой гордый вошел (о поездке почти забыл!).

— Ликуй! — дочке билеты протянул.

— Спасибо! — вяло проговорила.

Никаких эмоций... А я-то надеялся!

Ночью пес опять бежал по кровати, непонятно куда.

Утром жена сказала зло:

— Ну вставай, что ли! Хоть кровать застелю!

— Да стели прямо на меня: все равно я не нужен никому!

Потом все-таки поднялся, побрел в кабинет... Перечитал «Качество ковроткачества»... Замечательно! Колоссальные дефекты! Поэтому и не нравится никому! Напишу когда блестяще, тогда и будет все отлично! Ну конечно!

Работал.

Вошла вдруг жена.

— А ты знаешь? — сказала. — Что Костя в городе?

— Как? Где? — я вскочил.

— В «Европейской».

— Звонил?! Ну, я к нему! — стал лихорадочно одеваться.

Примчался в «Европейскую», ворвался в номер. Костя поднялся из золоченого кресла... уже седенький, сухонький, в шерстяной кофте, и встретил меня довольно сухо.

— Звонил?! — спросил я его.

— Нет, еще не успел, — равнодушно ответил. — Знаешь, мне нужно тут выйти...

— О чем речь? Подожду!

Посмотрел он на меня, потом вдруг со столика кипятильничек взял, в карман себе положил... Правильно. Действительно, мало ли что? Потом еще раз зоркими очами номер оглядел — взял с тумбочки трубочку с валидолом, в карман положил, где, я заметил, еще две таких трубочки лежат. Замечательно! Валидолу пожалел.

— Знаешь! — виновато замялся. — Я, наверное, только к вечеру вернусь, так что лучше тебе...

— Понимаю.

Вышел из гостиницы — сердце в голову колотило. Вот так вот всегда! Лечу — и нарываюсь! Мог бы догадаться! «Звонил»! Как он мог звонить, когда у меня и телефона-то нет! Пора бы уже, кажется, что-то и соображать!

Побрел к дому. Дома — праздник! Дочь исправилась наконец-то, честно сказала про двойку. Торты, шампанское!

— Ну молодец! — ей говорю. — Начало есть! Ну покажи отметку-то хоть — дай полюбоваться-то!

— А у нас... дневники собрали, — глаза забегали. Опять ложь!

— Ну это-то зачем тебе надо?! Ради каких-то жалких тортов?!

— Нужны мне ваши торты! — трахнула дверцей, ушла к себе.

Убито посидели с женой на кухне.

— Что же это такое? Что же с ней делать-то?! — застонал я.

— Удивляешься? А сам? Тоже все врешь! — закричала жена.

— Что я вру?!

— Все! Где ты был позавчера? Думаешь, я не понимаю?

— Я же сказал! Для дела!..

— Да? И где это дело?

— Ну все! — я вскочил. — Чтобы завтра же сходила к врачу — ясно? И сказала бы наконец чистую правду — что у тебя! Понятно?! — хлопнув дверью, я ушел в кабинет... И пес забрался под кровать и весь вечер не вылезает — вроде заболел. Опять ветеринара вызывать — минимум четвертной. Продают пса за бесценок, а после, когда привяжешься к нему, выкачивают миллионы!