Изгои Вечного города. Первые христиане в Древнем Риме - [7]

Однако основную массу жителей восточных провинций привлекали другие зрелища, где была возможность испытать острые ощущения, получить эмоциональную разрядку, увидеть проявление силы и ловкости — т. е. приобщиться к тому, чего они были лишены в повседневной, достаточно однообразной жизни. Такими зрелищами по всей империи, а не только в Италии, стали гладиаторские бои и травля зверей. В этих боях также принимали участие женщины[7].

Но людей привлекали не только зрелища. Многие в поисках лучшей участи переселялись из города в город. На дорогах империи можно было встретить самых разных людей, идущих пешком или едущих в повозках то в одном, то в другом направлении: ремесленники, купцы, площадные актеры, прорицатели, бродячие нищие философы, не говоря уже о посланцах императора и военных. Надгробные и посвятительные надписи дают нам многочисленные примеры переселений не только на временное, но и на постоянное жительство порой переселялись целыми семьями. Переселения приводили к сближению людей разных национальностей и социального положения. Стиранию сословных граней способствовало и то, что в провинциях, как и в Италии, рабы могли получить участки земли, завести семью. В городах создавались частные объединения, религиозные союзы, в которые иногда входили не только свободные, но и рабы. Особое положение составляли привилегированные рабы и вольноотпущенники, которых использовали в аппарате управления имениями, в качестве торговых агентов. А вольноотпущенники императоров, жившие в провинциях, являлись своего рода «глазами и ушами» центральной власти. Перед ними трепетали и их ненавидели не только бедные, но и богатые провинциалы. В I в. в условиях императорского террора многие из этих людей составили себе большие состояния прежде всего доносами. Тацит в начале своей «Истории», описывая обстановку в Риме в период разгула террора императоров из династии Юлиев — Клавдиев, а затем и при императоре Домициане, подчеркивал особую роль доносчиков: «Некоторые из них в награду за свои подвиги получают жреческие и консульские должности, другие управляют провинциями императора и вершат дела в его дворце. Внушая ужас и ненависть, они правят всем по своему произволу. Рабов подкупами восстанавливают против хозяев, вольноотпущенников против патронов» (I, 2). Доносы были распространены настолько, что в I в. наместник (префект) Египта издал обширный эдикт, ставивший своей целью упорядочение взимания налогов, исполнения повинностей, а также компетенции различных местных должностных лиц. Среди пунктов этого постановления было и специальное упоминание доносчиков. По словам префекта, «так как город (имеется в виду Александрия) почти обезлюдел от множества доносчиков и каждый дом находится в страхе, я категорически приказываю, чтобы обвинитель из аппарата царской казны, если он представил жалобу на основании заявления третьего лица, предъявил своего осведомителя, так чтобы и тот подвергался известному риску (имеется в виду ответственность за ложный донос. — И. С.)»[8]. Среди доносчиков было немало вольноотпущенников, одного из них мы уже встречали в истории гибели Цицерона: ими двигала зависть к выдающимся людям, ощущение собственной невписанности в интеллектуальную элиту (если они претендовали на принадлежность к ней), отсутствие нравственных традиций, порой чистая корысть. Характерна в этом отношении история императорского вольноотпущенника Флавия Архиппа, действовавшего в I в. в малоазийском городе Пруса и пользовавшегося расположением императора Домициана[9]. Граждане Прусы, напуганные действиями доносчика, ставили ему почетные статуи как благодетелю города. Но и этого Архиппу показалось мало. В целях обогащения, он подделал завещание, был уличен в подлоге и приговорен наместником провинции к работе в рудниках. Однако он подал прошение императору, избежал наказания, которое даже не было отменено, объявил себя философом и продолжал заниматься доносами.

Распад гражданских связей, переселения, падение морали сказались и на связях семейных. Малоазийские надгробия первых веков нашей эры[10] часто ставились при жизни владельца участка на кладбище с надписью — такой-то (или такая-то) «при жизни самому себе и жене (или мужу)». Довольно много, особенно в городах, было надгробий, поставленных только самому себе — т. е. у этих людей не было детей (или они были далеко) и других близких людей, которые могли бы обеспечить им похороны. На многих надписях, поставленных после приобретения участка и сооружения склепа, говорится, что кроме самого владельца в нем будут похоронены те, «кого он пожелает» — по-видимому, он собирался указать это в завещании, а к моменту постройки склепа у него не было родных или связь с ними была утрачена; в надписях семейных людей, приобретавших участок для могилы, обычно оговаривалась возможность захоронения детей. Одна надпись из города Афродисия над склепом, также поставленным при жизни, гласит, что в нем не должен быть похоронен никто кроме владельца склепа: ни наследники, ни преемники. Вероятно, этот человек порвал со своей семьей. На другом надгробии из того же города владелец склепа указывает, какие члены его семьи могут быть в нем погребены, и оговаривает при этом, что его жена может быть похоронена только в том случае, если останется его женой и родит сына. Это дополнение позволяет думать, что браки могли легко расторгаться и что наличие бездетных семей (как и в случаях с одиночными надгробиями) было настолько распространено, что муж специально подчеркнул необходимость для жены родить сына.