Изгои - [3]

Весной 1923 года Булгаков сообщает сестре Надежде Афанасьевне: "...срочно дописываю 1-ю часть романа; называется она "Желтый прапор". Роман начинается со вступления в Киев петлюровских войск. Вторая и последующие части, очевидно, должны были рассказать о приходе в столицу Украины большевиков, затем об их отступлении под ударами деникинцев и, наконец, о боевых действиях на Кавказе. Таков был первоначальный замысел писателя.

Но после трезвого осмысления возможностей публикации подобного романа в Советской России Булгаков принял решение сместить время действия на более ранний период, исключая события, связанные с большевиками.

Можно предположить, поскольку имеются некоторые свидетельства, что существенные корректировки в структуру романа Булгаков внес после поездки в апреле - мае 1923 года в Киеве. Он не был на похоронах матери, умершей 1 февраля 1922 года, поэтому через год вновь пережил глубокую личную трагедию. Все киевские события 1918-1919 годов опять всплыли в его памяти. Цитируем запись П. Попова со слов Булгакова (1929): "Мать мне послужила стимулом для создания романа "Белая гвардия". Друг писателя А. Гдешинский запомнил слова, сказанные ему Булгаковым в дни пребывания в Киеве: "Жизнь нельзя остановить... Было хорошо, будет еще лучше". Писатель тем самым подчеркнул свое устремление в будущее через прошлое. И наконец, в очерке "Киев-город", вышедшем в июле 1923 года, Булгаков писал: "Когда небесный гром (ведь и небесному терпению есть предел) убьет всех до единого современных писателей и явится лет через 50 новый настоящий Лев Толстой, будет издана изумительная книга о великих боях в Киеве".

Но не только о прошедших великих боях в Киеве думал Булгаков. Не покидала его мысль и о боях на Кавказе. Об этом красноречиво свидетельствует его дневниковая запись, сделанная 24 мая 1923 года: "...21 апреля я уехал из Москвы в Киев и пробыл в нем до 10-го мая. В Киеве делал себе операцию (опухоль за левым ухом). {На Кавказ, как собирался, не попал} (выделено мною. - В.Л.). 12-го мая вернулся в Москву". К сожалению, писатель не указал конкретное место на Кавказе куда он стремился, но, скорее всего, это Владикавказ. Очевидно, ему необходимы были материалы к последней части романа.

Июнь 1923 года, видимо, был полностью посвящен работе над романом даже дневника в это время Булгаков не вел. 11 июля он записал: "Самый большой перерыв в моем дневнике... Стоит отвратительное, холодное и дождливое лето". А через несколько дней, 25 июля, с горечью отметил: "Роман из-за работы в "Гудке", отнимающей лучшую часть дня, почти не подвигается". Но 29 июля в газете "Накануне" появляется фельетон Булгакова "Самогонное озеро", где его герой заявляет: "А роман я допишу, и, смею уверить, это будет такой роман, что от него небу станет жарко".

Об этом времени Булгаков позже так расскажет в "Театральном романе": "Днем я старался об одном - как можно меньше истратить сил на свою подневольную работу... Подобно тому как нетерпеливый юноша ждет часа свидания, я ждал часа ночи. Проклятая квартира успокаивалась в это время. Я садился к столу..."

В самом конце августа Булгаков сообщил Ю. Слезкину, что закончил роман вчерне. Это чрезвычайно важное свидетельство: видимо, была завершена работа над самой ранней редакцией, структура и состав которой до сих пор остаются невыясненными. И тут же Булгаков добавил еще одну важную деталь о романе: "...но он еще не переписан, лежит грудой, над которой я много думаю. Кое-что исправлю. Лежнев начинает толстый ежемесячник "Россия" при участии наших и заграничных... По-видимому, Лежневу предстоит громадная издательско-редакторская будущность. Печататься "Россия" будет в Берлине... Во всяком случае, дело явно идет на оживление... в литературно-издательском мире".

И как бы подводя итог проделанной работе, Булгаков записывает в дневнике 2 сентября: "Сегодня я с Катаевым ездил на дачу к Алексею Толстому (Иваньково)... Мысли его о литературе всегда правильны и метки, порой великолепны... И сейчас я слышу в себе, как взмывает моя мысль, и верю, что я неизмеримо сильнее как писатель всех, кого я ни знаю".

Это многозначительное высказывание Булгакова, конечно, не является каким-то мимолетным всплеском самонадеянности, оно проистекало из сопоставления результатов литературного творчества и оценки достоинств только что законченного романа. Кстати, когда позже Булгаков записал в автобиографии, что он работал над романом в течение года, то, по-видимому, имел в виду именно его раннюю редакцию.

И затем в течение полугода о романе в дневнике ничего не говорится, хотя о других событиях, в том числе и литературных, упоминается часто. И лишь 25 февраля 1924 года появилась запись: "Сегодня вечером... я читал куски из "Белой гвардии" у Веры Оскаровны... По-видимому, и в этом кружке производило впечатление. Вера Оскаровна просила продолжать у нее же".

В этой записи есть одно важное словосочетание - "и в этом кружке", указывающее на то, что чтение романа проводилось и в других местах. Известно, например, что Булгаков читал роман на квартире у своего друга Н. Лямина. А вот любопытные зарисовки В. Катаева: "Булгаков по характеру своему был семьянин, умел хорошо работать... Нас он подкармливал, но не унижая нас... У него всегда были щи хорошие, которые он нам наливал по полной тарелке, и мы с Олешей с удовольствием ели эти щи, и тут же, конечно, шел пир остроумия. Олеша, Булгаков перекрывали друг друга фантазией своей. Тут же Булгаков читал нам свои вещи - уже не фельетоны, а отрывки из своего романа. Было даже удивительно, когда он в один прекрасный день сказал нам: "Знаете что, товарищи, я пишу роман и, если вы не возражаете, прочту вам несколько страничек". И он прочитал нам несколько страниц очень хорошо написанного живого, острого полотна, которое потом постепенно превратилось в "Белую гвардию"..."