Изгнанники Темногорья - [18]

– У меня есть таблетки, но они ненадолго помогают, – перебил парень. – Мне кажется, это из-за ран – нагноились.

Он снял куртку и задрал рубашку. В области лопаток словно кто-то нарисовал красно-коричневой краской два бумеранга. Шрамы! От них протянулись тонкие багровые щупальца: да, парень прав – заражение крови.

– Как там? – с тревогой спросил тот.

– Не очень, – честно ответил Приш. – Кажется, надо к доктору.

Парня заколотило сильнее. Он натянул рубашку и куртку обратно.

– Осталось найти этого врача, – горько пошутил он. – Он вскроет раны, промоет их и зашьет. Где же ты, добрый доктор Айболит?

– Можно попробовать мазь, – предложила девушка, – она вытягивает гной.

Парень снова стянул рубашку. Его руки покрывали синие рисунки. Приш не стал откровенно пялиться – неудобно. Девушка смочила тряпку водой, которая у нее хранилась в странном мешке, похожем на сушеные кишки, и протерла шрамы. Затем обильно смазала их зеленой пахучей мазью. Лисичка, которую Хранитель пути назвал фенеком, внимательно наблюдала.

– У меня в рюкзаке есть бинты, – сказал парень.

Он протянул девушке длинную полоску белой ткани, которая была скатана в валик.

«Странное название – бинт», – таких слов Приш раньше не слышал.

Девушка перевязала парня.

– Это откуда? – спросила она про шрамы, пока парень одевался. – Ритуал? На мужество? В пустыне местные племена проводят такие испытания среди юношей.

Тот достал из мешка какие-то белые кружочки и проглотил их.

– Нет, – ответил он, – там раньше росли крылья.

Приш раньше никогда не видел ангелов. И этот парень никак на них не походил. Одежда странная: брюки из непонятной материи, темно-синие и очень плотные, куртка из скользкой ткани, ботинки не из мягкой кожи, а грубые – подобных в Темногорье не шьют. А вот внешность обычная. Разве ангелы такими бывают?

Он так и спросил. Парень сначала не понял, а затем ответил:

– Ангелов не существует, это же сказки для детей. А я поэт. Точнее, был им.

И замолчал. Приш не стал лезть с вопросами: ясно, что парню не до этого. Тот прикрыл глаза и вроде как задремал. Но надо же узнать, как его зовут. Да и девушку тоже. Раз им всем вместе идти до радуги.

– Меня зовут Приш, – представился он. – Я живу… Жил, – поправился Приш, – в Яблоневой долине. И хочу вернуться домой.

Первой откликнулась девушка:

– Мое имя Мёнгере.

Больше она ничего не проронила. Парень, казалось, уже спал. Но вдруг его ресницы дрогнули, и он произнес:

– А я Глеб.

Глава двенадцатая. Вязанка хвороста

Поэту нездоровилось. Таблетки, которые тот пил, помогали мало. К тому же стремительно темнело, поэтому пришлось соорудить временный лагерь. Глеб достал из своего мешка, который он называл рюкзаком, удивительный нож: тот раскладывался и состоял из нескольких лезвий. Имелась даже пилка, которой можно было отпилить сучья. А вот топорика, к сожалению, ни у кого не было. Впрочем, как и еды. Лишь у поэта нашлась пара бутылок воды, тушенка, копченая колбаса и хлеб. Приш с любопытством разглядывал продукты, заодно запоминая незнакомые слова: похоже, Глеб был из другого мира. Про Мёнгере он бы не сказал так уверенно. Хотя она тоже выглядела необычно, по мнению Приша, но Темногорье большое.

А Глеб про Темногорье ничего не слышал. Пожал плечами и всё. Но толку от него сейчас ноль: трясется так, что всё тело ходуном ходит. И накинуть нечего: Приш сам в легкой куртке. Хорошо, что не снял, когда в комнату поднялся. Да и вообще, оплошал – ничего с собой не взял. Как ребенок. Мёнгере тоже легко одета: полотняные штаны, длинное платье с разрезами по бокам до бедер и платок на голове. А уже осень, ночи прохладные. Нужен костер.

Он и Мёнгере отправились за хворостом: сухое дерево лучше горит. Лисичка, которую девушка называла Хухэ, с ними. Набрали не быстро: девушка сначала не понимала, что она тоже должна таскать сучья. Такое ощущение, что никогда не работала, Приш даже ощутил скрытое раздражение. Достались же попутчики: один болеет, вторая неумеха. И главное, то слова от нее не добьешься, а то, когда он попытался ею руководить, сразу отбрила: «Не бери на себя больше, чем сможешь унести». И таким холодом повеяло, что не по себе стало: кто она такая? Еще и Хухэ раздраженно затявкал: мол, его хозяйку обидели.

Пришлось объяснять доходчиво, что он один не справится. Только это ее и расшевелило. Тем более ей тоже ночью греться надо – замерзнет в своей одежке. Затем притащили небольшое поваленное дерево – сидеть на нем. Летом на земле спать нормально, к тому же можно нарвать папоротников или лопухов на подстилку, поздней осенью сойдут опавшие листья, если дождя не было. А сейчас нет ничего. Какие-то они незадачливые путники, при себе даже огнива нет. Хорошо, у Глеба нашлись палочки, которые он называет спичками – удобное приспособление.

Сначала загорелись мох и тонкая береста, затем пламя охватило хворост. Приш накопал корней лопуха и запек в костре – есть можно. Тем более с колбасой. Очень вкусная оказалась еда, хотя и сухая. Утром они грибов поищут, наверняка есть. А сейчас уже темень. Хоть бы веток хватило до утра, а то придется дрожать вместе с остальными. А спать хочется. Несмотря ни на что. Во что он ввязался? А если они не дойдут до радуги? Тогда… Тогда Приш никогда не увидит родителей. И конец. Дурак он. Приш украдкой развернул записку Алисы: только это и держит, не дает разнюниться как девчонка. Он всё сделает, чтобы вернуться!