Изгнанники - [19]

. Он огляделся в надежде, что никто не обратил на это внимания. Его ожидания не оправдались.

— Комиссию? — язвительно повторил Эрланд с горькой иронией в голосе. — А помните ли вы, Баден, как когда-то вы точно так же просили нас отправить комиссию, чтобы проверить ваши предположения? Мы все надолго запомнили это. Мы никогда больше не видели Джессамин, Передура и Ньялля.

— Вы не можете говорить так! — взорвался Джарид. — Если вы хотите обвинить кого-нибудь, вините Сартола! Баден неповинен в случившемся!

— Возможно, — неохотно согласился Эрланд. — Но правда остается правдой: подобные предприятия всегда заканчиваются трагично.

Джарид хотел было возразить, но не смог придумать ничего стоящего. Ни у кого из присутствовавших не нашлось возражений. Было не столь уж важно, на ком лежит ответственность. Имело значение лишь то, что Джессамин мертва, как и другие маги. А также то, что на протяжении четырех лет Эрланд и его союзники вспоминали о гибели старой Премудрой всякий раз, когда им нужно было оправдать свое бездействие.

То, что последовало в дальнейшем, было вполне предсказуемо. Баден уже много раз с грустью наблюдал подобную картину. Снова и снова звучали все те же старые, затертые аргументы, из-за чего заседание становилось похожим на одну из комедий Цирбала, где актеры читали отлично заученный текст, но никто не слушал друг друга.

Баден уже не пытался доказать свою правоту. Он сидел и смотрел на Сонель, руководившую всем происходящим. Должность Премудрой обязывала ее выслушивать всех и каждого, она не могла, как Баден, позволить себе отчужденно наблюдать за происходящим. Она сидела выпрямившись в конце стола, красивая, как всегда. Баден смотрел на ее золотистые волосы, на гладкий, чистый лоб, в ее зеленые глаза, которые прекрасно сочеталить с цветом мантии. Но он слишком хорошо знал Сонель, чтобы не заметить печали, переполнявшей ее. Она словно внезапно осознала всю тщетность усилий Собрания, на котором она председательствовала. В какой-то момент их взгляды встретились, она грустно улыбнулась и покачала головой, словно спрашивая — неужели все это вызвано моим предложением! Он попытался улыбнуться в ответ, но не смог. Слишком многое было поставлено на карту, но почти никто из присутствующих этого не понимал. Уже в который раз за последние четыре года Баден спрашивал себя, сможет ли Орден вовремя остановить чужеземцев, или враги Тобин-Сера уже добились своего. Может быть, Волшебная Сила уже не поможет в противоборстве. Конечно, Орден выстоял в битве, но сейчас он парализован нерешительностью и внутренними раздорами.

Если его опасения оправдаются и падение Ордена неизбежно в скором времени, возможно, что женщина, сидящая напротив него, единственная женщина, которую он любил по-настоящему, войдет в историю как последняя из Премудрых. Это было невыносимо. Несколько раз за последние месяцы он давал сабе клятву, что не допустит этого. Сейчас он сделал еще одну попытку. Но он понимал, что клятвами и благими намерениями вряд ли удастся уберечь Орден от внутренней слабости. Только не сейчас и не с подобным противником. Надвигалось что-то ужасное. Баден чувствовал это, когда путешествовал по стране, прогуливался по улицам Амарида. Даже сейчас, сидя в Великом Зале Первого Мага, он чувствовал это. Сам воздух был пропитан запахом неизбежности. Баден еще не знал, какую форму примет угроза и откуда она придет, но он уже слышал первые раскаты далекого грома. Они не заставят себя долго ждать.

4

Барам — человек двойственный и противоречивый. Пожалуй даже, было бы преувеличением называть его мужчиной. Когда он попал к нам в плен, ему еще не исполнилось восемнадцати. Прошло четыре года, но и теперь, погружаясь в воспоминания о родителях, о своем доме, он временами становится похож на подростка. С другой стороны, кровь стынет в жилах, когда Барам принимается бесстрастно описывать ужасные преступления, совершенные им в Брагор-Нале, где он имел статус «изгоя». Черты юности и невинности исчезают с его лица, когда он начинает рассказывать о жестокой бойне, которую устроили в нашей стране его соотечественники и в которой он принимал добровольное участие. В такие моменты он превращается в кровожадного убийцу, в человека, внушающего ужас… Самое печальное заключается в том, что с каждым днем в Бараме все меньше остается от юноши. С каждым днем он все сильнее напоминает убийцу.

Из четвертой части «Доклада Магистра Бадена о допросе

чужеземца Барама», представленного на рассмотрение

1014-го Собрания Ордена. Весна, 4625 год Богов.

Оррис был в ярости. Он сидел в «Гнезде Ястреба» за слабо освещенным угловым столиком и пил эмерийский эль в компании Джарида, Элайны, Бадена, Транна и Урсель. На улице уже стемнело. Несколько часов назад Собрание закончилось, маги решили собраться еще раз на следующий день, но мысленно Оррис был все еще там, в Великом Зале. Он вспоминал сегодняшнюю «горячую дискуссию». В его ушах все еще звучали самодовольные голоса Эрланда и его сторонников, их глубокомысленные доводы, направленные только на то, чтобы оправдать бездействие и малодушие. Все это не раз повергало Орриса в уныние, но сегодня он был просто взбешен.