Изгнанники - [12]

— Справедливости! Прошу справедливости, ваше величество! — крикнул он.

— Что это значит? — изумился король. — Кто вы и что вам нужно?

— Я — гражданин Парижа, и меня жестоко обижают.

— Вы, кажется, почтенный человек. Если вас действительно обидели, то вы получите удовлетворение. На что вы жалуетесь?

— У меня в доме расквартировано двадцать человек Лангедокских драгун под начальством капитана. Они едят мои запасы, тащат мое добро и бьют моих слуг, а в судах я не могу добиться удовлетворения.

— Клянусь жизнью, странно понимается правосудие в нашем городе, — гневно воскликнул король.

— Дело действительно постыдное! — заметил Боссюэт.

— Но нет ли какой особой причины? — вставил Лашез — Я предложил бы вашему величеству спросить этого человека, как его зовут, чем он занимается и почему именно у него в доме расквартированы на постой драгуны.

— Вы слышите вопрос достопочтенного отца?

— Ваше величество, меня зовут Катина, я торговец сукном и принадлежу к протестантской церкви.

— Я так и думал! — вскрикнул придворный духовник.

— Это меняет дело, — произнес Боссюэт.

Король покачал головой, и лицо его омрачилось.

— Вы сами виноваты во всем, и от вас зависит поправить дело.

— Каким образом, ваше величество?

— Принять единственную и истинную веру.

— Я уже принадлежу к ней, ваше величество.

Король сердито топнул ногой.

— Я вижу, что вы достаточно дерзкий еретик, — вспылил он. — Во Франции только одна церковь — и именно та, к которой принадлежу я. Если вы не член ее, то не можете рассчитывать на помощь с моей стороны.

— Моя вера — наследие моих предков отца и деда, ваше величество.

— Если они грешили, то это не дает еще вам права повторять их ошибки. Мой дед также заблуждался, пока у него не открылись глаза.

— Но он благородно загладил свое заблуждение, — пробормотал иезуит.

— Так вы не поможете мне, ваше величество?

— Помогите прежде сами себе.

Старый гугенот с жестом отчаяния встал с колен, а король двинулся дальше. Оба духовника шли по бокам, нашептывая ему слова одобрения.

— Вы поступили благородно, ваше величество.

— Вы действительно старший сын церкви.

— Вы достойный наследник св. Людовика.

Но на лице короля появилось выражение не совсем довольного своим поступком человека.

— А вы не считаете, что к этим людям применяют слишком суровые меры? — спросил он.

— Слишком суровые? Ваше величество изволит заблуждаться от излишка милосердия.

— Я слышал, что они в огромном количестве покидают мою страну.

— Тем лучше, ваше величество; может ли благословение божие пребывать над страной, где находятся такие упрямые еретики?

— Изменившие богу вряд ли могут быть верными подданными короля, — заметил Боссюэт. — Могущество вашего величества только возросло бы, не будь у них в ваших владениях их храмов, как они называют свои еретические притоны.

— Мой дед обещал им свое покровительство. Вам самим хорошо известно, что они состоят под защитой Нантского эдикта.

— Но вы, ваше величество, можете изменить содеянное зло.

— Каким образом?

— Отмените эдикт.

— И бросить в распростертые объятия моих врагов два миллиона лучших ремесленников и храбрейших слуг Франции? Нет, нет, отец мой, надеюсь, я достаточно ревностно отношусь к нашей матери-церкви, но есть и некоторая доля правды в словах де Фронтенака о зле, происходящем в результате смешения дел сего мира с интересами мира дальнего. Что скажете вы, Лувуа?

— При всем моем почтении к церкви, ваше величество, не смею умолчать, что, верно, сам дьявол наградил этих людей изумительным умением и ловкостью, благодаря чему они — лучшие работники и купцы королевства вашего величества. Не знаю, чем мы будем пополнять казну, потеряй мы таких исправных плательщиков податей. Уже и так многие из них покинули отечество, а с отъездом прекратились и их дела. Если же они все оставят страну, то для нас это будет хуже проигранной войны.

— Но, — заметил Боссюэт, — как только известие распространится по Франции, что такова воля короля, ваше величество может быть уверенным, что даже худшие из ваших подданных, питая любовь к вам, поторопятся войти в лоно святой церкви. Но пока существует эдикт, им будет казаться, что король равнодушно относится к этому вопросу, и они могут пребывать в своем заблуждении.

Король покачал головой.

— Это упрямые люди, — возразил он.

— Если бы французские епископы принесли в дар государству сокровища своих епархий, — заметил Лувуа, лукаво взглянув на Боссюэта, — то мы смогли бы, вероятно, существовать и без налогов, получаемых с гугенотов.

— Все, чем располагает церковь, к услугам короля, — коротко ответил Боссюэт.

— Королевство со всем находящимся в нем принадлежит мне, — заметил Людовик, когда они вошли в большую залу, где двор собирался после обедни, — но надеюсь, что мне еще нескоро придется потребовать от церкви ее богатства.

— Надеемся, сир! — вымолвили, словно эхо, духовные особы.

— Однако прекратим эти разговоры до совета. Где Мансар? Я хочу взглянуть на его проекты нового флигеля в Марли.

Король подошел к боковому столу и через мгновение углубился в свое любимое занятие: он с любопытством рассматривал грандиозные планы великого архитектора, осведомляясь о ходе постройки.