Изгнанник - [39]

Лингард поставил кувшин на стол и смотрел с молчаливым вниманием.

— Когда я припоминаю все, я теряю всякую власть над собой, — сказал нетвердым голосом Олмэйр, — Я говорил вам, что он поставил судно Абдуллы против нашей пристани, но у того берега, близ усадьбы раджи. Судно было окружено лодками. Отсюда можно было подумать, что оно стоит в середине плота. Тут были все ковши, какие есть в Самбире. В бинокль я мог различить лица сидящих на юте: Абдуллу, Виллемса, Лакамбу и всех. Был там и этот старый подлец Сахамин. Я видел совершенно ясно. Потом спустили лодку. В нее сел какой-то араб и подъехал к пристани Паталоло. По-видимому, его отказались принять, — так, по крайней мере, они говорят. Я-то думаю, что просто ворота недостаточно быстро отворили перед нетерпеливым послом. Как бы там ни было лодка тотчас же вернулась обратно. Я продолжал наблюдать и заметил, как Виллемс и еще несколько человек прошли на ют и стали там с чем-то возиться. И эта женщина была среди них. Ох, эта женщина!..

Олмэйр затрясся; казалось, припадок повторится, но энергичным усилием он заставил себя успокоиться.

— Вдруг, — продолжал он, — они выпалили в ворота Паталоло. Вы можете себе представить, как сильно я испугался. Они выстрелили еще раз, и ворота открылись… Решив после этого, что дело сделано, и почувствовав, вероятно, голод, они начали пировать. Абдулла сидел между ними, как идол, скрестив ноги и держа руки на коленях. Он слишком важен для того, чтобы пировать с ними, но все же сидел там. Виллемс держался по-прежнему в стороне от толпы и смотрел на мой дом в подзорную трубу. Я не мог удержаться и показал ему кулак.

— Так-так, — спокойно сказал Лингард, — Это было лучшее, что вы могли сделать, разумеется. Если уж нельзя побороть врага, то полезно, по крайней мере, его подразнить.

— Вы можете говорить что угодно. Вы не имеете ясного представления о том, что я чувствовал. Он видел меня и поднял руку, как бы в ответ на мое приветствие. Я думал, что после стрельбы в Паталоло убьют и меня, поэтому я поднял на дворе английский флаг, как единственное средство защиты. Кроме Али, у меня осталось только три человека — трое калек, слишком слабых для бегства. Я сражался бы и один в овладевшей мной ярости, но тут был ребенок. Что с ним делать? Я не мог отправить его с матерью вверх по реке, вы ведь знаете, что я не могу полагаться на жену. Я принял решение спокойно выжидать, но никому не позволять высаживаться на нашем берегу: земля эта была куплена нами у Паталоло и это наша частная собственность. Утро было очень тихое. Попировав, большинство разошлось по домам: остались только важные люди. Около трех часов Сахамин отбыл один в небольшой лодке. Захватив ружье, я спустился к нашей пристани, чтобы объясниться с ним, но на берег его не пустил. Старый лицемер сказал, что Абдулла шлет свой привет и желает переговорить со мной о делах; не приду ли я к ним на корабль. Я ответил, что не приду. Сказал, что Абдулла может мне написать и я отвечу ему, но что между нами не может быть никакого личного свиданья ни на его корабле, ни на берегу. Я сказал также, что, если кто попытается пристать к моему берегу, я буду стрелять. Тогда он с оскорбленным видом поднял руки к небу и быстро отплыл, — с докладом, надо думать. Спустя час, а может быть и более того, я видел, как Виллемс высадил партию людей на пристани раджи. Они держали себя очень скромно. Они сбросили в реку медные пушки, которые вы подарили Паталоло в прошлом году. Там ведь глубоко. Часов в пять Виллемс вернулся на корабль, и я видел, как он подошел к Абдулле. Он долго говорил с ним, размахивая руками, объяснял что-то, указывая на мой дом. Наконец, как раз перед закатом они снялись с якоря и пошли вниз, приблизительно на полмили от слияния двух рукавов реки, где они находятся и сейчас, как вы заметили, может быть. В тот вечер, когда стемнело, Абдулла, как мне сказали, впервые сошел на берег. Его поместили в доме Сахамина. Я послал Али узнать новости. Он вернулся около девяти часов и рассказал, что Паталоло сидел по левую руку Абдуллы, перед костром Сахамина. Происходило важное совещание. Али предполагал тогда, что Паталоло взят в плен, но он ошибся. Они устроили эту штуку очень ловко. До полуночи все было улажено. Паталоло вернулся к своей разрушенной ограде, в сопровождении дюжины лодок с факелами. Кажется, он просил Абдуллу дать ему возможность уехать на «Властелине островов» в Пенанг. Оттуда он собирается отправиться в Мекку. О стрельбе говорили, как об ошибке, и это было несомненно правильно. Паталоло никогда и не думал оказывать сопротивления. Итак, он уедет, как только судно будет готово выйти в море. Он пришел на судно на другой день с тремя женщинами и с полудюжиной престарелых спутников. По приказанию Абдуллы его встретили салютом из семи пушек, и с тех пор он уже пять недель живет на судне. Сомневаюсь, чтобы он вышел живым из реки. Во всяком случае, он не доберется живым до Пенанга. Лакамба забрал все его имущество и дал ему векселя на торговый дом Абдуллы в Пенанге. Он должен умереть до прибытия туда. Понимаете?