Избранные труды - [15]

Действительно, основными признаками состава преступления являются те признаки, которые необходимы для признания действия общественно опасным и наказуемым. Но можно ли признать деяние общественно опасным, если оно не наносит никакого ущерба социа листическим общественным отношениям? Думается, что нельзя. Понимая это, большинство сторонников разделения преступлений на «формальные» и «материальные» пишут, что нет «формальных» преступлений. Все преступления материальны, ибо, соглашаются они с А. Н. Трайниным, преступление «только потому и признаётся преступным, что наносит тот или иной ущерб охраняемому законом объекту»[75]. «Формальны» и «материальны» якобы не преступления, а составы преступлений, «различно конструируемые законом в зависимости от включения или невключения наступления вредных последствий в число признаков, характеризующих объективную сторону преступления»[76].

Нетрудно заметить, в какое противоречие впадают эти авторы. Преступление как общественно опасное деяние не может не наносить ущерба социалистическим общественным отношениям, то есть преступление всегда материально. Состав же, как известно, – это юридическая характеристика преступления. Следовательно, состав должен иметь в числе своих обязательных признаков элемент, который характеризовал бы последствия преступного деяния.

Нельзя признать убедительной критику Я. М. Брайниным положений о преступных последствиях, которые отстаивает в своей монографии о составе преступления А. Н. Трайнин. Я. М. Брайнин считает, что автор подменяет вопрос об ущербе вопросом об общественной опасности деяния[77]. Между тем характеристику общественной опасности деяния невозможно дать без оценки наносимого данным деянием ущерба. Неудивительно поэтому, что вредное последствие, изгнанное, так сказать, из состава преступления, немедленно появляется во всей своей полноте при характеристике общественной опасности любого «формального» состава преступления.

Так, В. Д. Меньшагин, доказывая «формальность» состава уклонения от призыва по мобилизации, указывал, что не требуется, что бы такого рода деянием военнообязанного был причинен вред комплектованию Вооруженных Сил СССР, а тем самым и вред обороне СССР[78].

Давая характеристику общественной опасности уклонения от призыва в армию, В. Д. Меньшагин считает, что огромная общественная опасность этого преступления обусловливается тем, что лица, уклоняющиеся от призыва на действительную военную службу, нарушают нормальное пополнение личным составом воинских частей и подразделений, а тем самым причиняют серьезный вред интересам комплектования Вооруженных Сил СССР[79].

Криминалисты, которые признают обязательным признаком состава преступления объект и не относят к числу таковых преступное последствие, допускают и другое противоречие. Они не учитывают той органической связи, которая существует между этими признаками состава преступления. Объект представляет собой социалистические общественные отношения, охраняемые уголовным правом от преступных посягательств на них. Но «посягнуть – это всегда, – как справедливо отмечает проф. А. Н. Трайнин, – означает нанести в той или иной форме и мере ущерб объекту: посягательство, не несущее с собой ущерба, перестает быть самим собой: оно уже не «посягает». Единственно, отчего уголовный закон охраняет и может охранять объект – это от ущерба»[80].

Именно потому, что между объектом и последствием существует неразрывная связь, отрицание последствия как обязательного элемента состава приводит к аннулированию и объекта. Отсюда и вытекает ошибочное положение Я. М. Брайнина, что объект не является элементом состава. Этим же объясняются утверждения, будто в советском уголовном праве могут преследоваться безобъектные и безущербные преступления. «Преступник направил прокурору ложный донос, но прокурор на основании различных имеющихся у него материалов сразу разгадал ложный характер доноса и немедленно же привлек к ответственности его автора, – пишет Н. Д. Дурманов. – В этом случае лицо, в отношении которого сделан ложный донос, не пострадало, социалистическому правосудию не было причинено ни малейшего ущерба. Однако в его действиях содержатся признаки преступления, караемого по ст. 95 УК»[81] (курсив наш. – Н. К.).

Естественно напрашивается вопрос, в чем же тогда общественная опасность ложного доноса, если он не наносит ущерба ни одному из правоохраняемых объектов? На каком основании законодатель и теория относят ложный донос к преступлениям против правосудий, если объект – интересы правосудия – ни малейшего ущерба от ложного доноса не несет?

Очевидно, конечно, что ложный донос является посягательством на социалистическое правосудие. Правильное отправление социалистического правосудия исключает получение от кого бы то ни было ложных, письменных или устных сообщений, обвиняющих других лиц в совершении преступлений. Всякий ложный донос нарушает эти интересы социалистического правосудия. В этом ущерб ложного доноса, его общественная опасность. Что же касается неосновательных арестов и осуждений невинных граждан, то эти вредные последствия, действительно, лежат за составом ложного доноса и учитываются лишь в плане индивидуализации наказания.