Избранные стихотворения - [4]

Осуши надеждой слезы,

Сохрани венок мой полным.

И когда, в дали тумана,

Потеряю я из виду

Лист широкий, лист банана,

Я молиться в поле выйду;

В честь твою, богиня Счастья,

В честь твою, суровый Кама,

Серьги, кольца и запястья

Положу пред входом храма.

Лист широкий, лист банана,

Если ж ты обронишь ношу,

Тихим утром — рано, рано —

Амулеты все я сброшу.

По журчащей Годавери

Я пойду, верна печали,

И к безумной баядере

Снизойдет богиня Кали!

15 ноября 1894

* * *

Хорошо одному у окна!

Небо кажется вновь голубым,

И для взоров обычна луна,

И сплетает опять тишина

Вдохновенье с раздумьем святым.

И гирлянду пылающих роз

Я доброшу до тайны миров,

И по ней погружусь я в хаос

Неизведанных творческих грез,

Несказанных таинственных слов.

Эта воля — свободна опять,

Эта мысль — как комета — вольна!

Все могу уловить, все могу я понять…

И не надо тебя целовать,

О мой друг, у ночного окна!

5 января 1895

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Серебро, огни и блестки,—

       Целый мир из серебра!

В жемчугах горят березки,

       Черно-голые вчера.

Это — область чьей-то грезы,

       Это — призраки и сны!

Все предметы старой прозы

       Волшебством озарены.

Экипажи, пешеходы,

       На лазури белый дым,

Жизнь людей и жизнь природы

       Полны новым и святым.

Воплощение мечтаний,

       Жизни с грезою игра,

Этот мир очарований,

       Этот мир из серебра!

21 января 1895

ТВОРЧЕСТВО

Тень несозданных созданий

Колыхается во сне,

Словно лопасти латаний

На эмалевой стене.

Фиолетовые руки

На эмалевой стене

Полусонно чертят звуки

В звонко-звучной тишине.

И прозрачные киоски,

В звонко-звучной тишине,

Вырастают, словно блестки,

При лазоревой луне.

Всходит месяц обнаженный

При лазоревой луне…

Звуки реют полусонно,

Звуки ластятся ко мне.

Тайны созданных созданий

С лаской ластятся ко мне,

И трепещет тень латаний

На эмалевой стене.

1 марта 1895

СОНЕТ К ФОРМЕ

Есть тонкие властительные связи

Меж контуром и запахом цветка.

Так бриллиант невидим нам, пока

Под гранями не оживет в алмазе.

Так образы изменчивых фантазий,

Бегущие, как в небе облака,

Окаменев, живут потом века

В отточенной и завершенной фразе.

И я хочу, чтоб все мои мечты,

Дошедшие до слова и до света,

Нашли себе желанные черты.

Пускай мой друг, разрезав том поэта,

Упьется в нем и стройностью сонета

И буквами спокойной красоты!

6 июня 1895

МОЯ МЕЧТА

Моей мечте люб кругозор пустынь,

Она в степях блуждает вольной серной.

Ей чужд покой окованных рабынь,

Ей скучен путь проложенный и мерный.

Но, встретив Холм Покинутых Святынь,

Она дрожит, в тревоге суеверной,

Стоит, глядит, не шелохнет травой

И прочь идет с поникшей головой.

23 июня 1895

ТУМАННЫЕ НОЧИ

      Вся дрожа, я стою на подъезде

   Перед дверью, куда я вошла накануне,

И в печальные строфы слагаются буквы созвездий.

      О, туманные ночи в палящем июне!

      Там, вот там, на закрытой террасе

   Надо мной наклонялись зажженные очи,

Дорогие черты, искаженные в страстной гримасе.

      О, туманные ночи! Туманные ночи!

      Вот и тайна земных наслаждений…

   Но такой ли ее я ждала накануне!

Я дрожу от стыда — я смеюсь! Вы солгали мне,

                                                                   тени!

      Вы солгали, туманные ночи в июне!

12–13 августа 1895

ВЕСНА

Белая роза дышала на тонком стебле.

Девушка вензель чертила на зимнем стекле.

Голуби реяли смутно сквозь призрачный снег.

Грезы томили все утро предчувствием нег.

Девушка долго и долго ждала у окна.

Где-то за морем тогда расцветала весна.

Вечер настал, и земное утешилось сном.

Девушка плакала ночью в тиши, — но о ком?

Белая роза увяла без слез в эту ночь.

Голуби утром мелькнули — и кинулись прочь.

8 января 1896

СОН ПРОРОЧЕСКИЙ

В мое окно давно гляделся день;

В моей душе, как прежде, было смутно.

Лишь иногда отрадою минутной

Дышала вновь весенняя сирень,

Лишь иногда, пророчески и чудно,

Мерцал огонь лампады изумрудной.

Минутный миг! и снова я тонул

В безгрезном сне, в томительном тумане

Неясных форм, неверных очертаний,

И вновь стоял неуловимый гул

Не голосов, а воплей безобразных,

Мучительных и странно неотвязных.

Мой бедный ум, как зимний пилигрим,

Изнемогал от тщетных напряжений.

Мир помыслов и тягостных сомнений,

Как влажный снег, носился перед ним;

Казалось: ряд неуловимых линий

Ломался вдруг в изменчивой картине.

Стал сон ясней. Дымящийся костер

На берегу шипел и рассыпался.

В гирляндах искр туманом означался

Безумных ведьм неистовый собор.

А я лежал, безвольно распростертый,

Живой для дум, но для движений мертвый.

Безмолвный сонм собравшихся теней

Сидел вокруг задумчивым советом.

Десятки рук над потухавшим светом

Тянулись в дым и грелись у огней;

Седых волос обрывки развевались,

И головы медлительно качались.

И вот одна, покинув страшный круг,

Приблизилась ко мне, как демон некий.

Ужасный лик я видел через веки,

Горбатый стан угадывал — и вдруг

Я расслыхал, как труп на дне гробницы,

Ее слова, — как заклинанья жрицы.

«Ты будешь жить! — она сказала мне,—

Бродить в толпе ряды десятилетий.

О, много уст вопьются в губы эти,

О, многим ты «люблю» шепнешь во сне!

Замрешь не раз в порыве страсти пьяном…

Но будет все — лишь тенью, лишь обманом!

Ты будешь петь! Придут к твоим стихам

И юноши и девы, и прославят,

И идол твой торжественно поставят

На высоте. Ты будешь верить сам,