Избранные стихи - [9]

Шрифт
Интервал

в зверинец.


Перевод В. Горт


Белый мой город, у самой волны...

*  *  *

Белый мой город, у самой волны, —

это Он предсказал нам встречу.

Море — лишь спины и шеи видны,

словно это — верблюды дремлющие.


Был ли ты коршуном, о белый мой,

или добычей со вспоротым брюхом?

Сегодня — прощение ты и покой,

словно стадо овец вислоухое.

Перевод В. Горт


ВОЗВРАЩЕНИЕ /Перевод В. Горт/


О, Ты, оградивший субботу от дел,

сделай путь мой к Тебе короче!

Я вернулся с угодий чужих и дождей —

Как в овчарню

овца

темной ночью.


Снова ищут уста мои белый Твой хлеб,

влажный ком земляной — ладони, —

И понятная,

кровная мне и Тебе,

ночь струится на добром лоне.


В этом лоне Твоем — мир любому жилью!

И норе, и овчарне, и дому.

Здесь прилягу и я. Дай мне ласку Твою,

словно колосу полевому.


Перевод В. Горт


Гильбоа

*  *  *

Гильбоа — в этом слове тайна и намек

и благодать — голубкою влюбленной,

и запах тропок, и Великий Бог

из повестей о верности Сиону.


Но это — и земли кусок. И сорняки

на ржавых склонах. И шакала стоны.

И горные стада виденью столь близки,

что приносимый в жертву видит: вот ягненок.


И если сын твой в жертвенном дыму

увидит лунный серп, над горлом занесенный,

знай, мама, что и вправду радостно ему,

он, отрок, верит — быть ему спасенным.


Перевод В. Глозмана


Последний прохожий в ночном городке

*  *  *

Последний прохожий в ночном городке —

шагам со счета не сбить тишину.

Усталые лица у всех этих домишек,

прилегших соснуть.


Слоняться ль по улицам? — Эти следы

ветер хвостом заметет.

Пойти ли в ту комнату, что как гроб

покойника ждет: "Он придет..."


Ветер в полночь залает — но кипарис

прячет уши в ночное дно.

Каждый ставень бессильной ресницей глядит —

этот глаз раскрыть не дано.


Лучше уж и мне покориться сну:

ставни глаз будут затворены,

пока заря, как осенний лист,

не коснется усталой спины.


Перевод В. Глозмана


НЕТРЕЗВАЯ НОЧЬ /Перевод В. Глозмана/


Как сын, что ждет отца, а тот лежит,

напившись, в луже у порога —

так я глядел в окно.

Над клетками домов сливались все ветра;

и, точно эхо взламывает эхо,

входили в силу голоса беды —

от детских слез до пьяной брани Лота.

Открылась ложь в обетах лицемеров —

дневного света, радостного смеха.

Пейзаж лежит, напившись, за окном,

и, крадучись,

сочатся сквозь сплетенья облаков

мерцанья наглых звезд.

Как много зла, зима, в твоем приходе!


Перевод В. Глозмана


В ЧЕТЫРЕХ СТЕНАХ /Перевод В. Глозмана/


Глухой переулок —

в нем тени домов, и нет людских голосов,

лишь тающий отзвук шагов

да бормотанье деревьев.

К тебе здесь даже камни не взывают.

Не совладав с такою тишиной, —

молчи и ты, ютись в дому,

который притесняет всех жильцов

за мелочи их дней людских.

Из этих мелочей

мы выстроили вечность на мгновенье,

как строят дети

из кубиков дворцы и города.

Перевод В. Глозмана


ДРУГ ДРУГА /Перевод В. Глозмана/


Поколение, умевшее речи толкать,

не успевавшее слушать, —

разобралось во всем,

а взлететь не сумело.

Вот оно, пред тобой,

на сей раз — в лохмотьях,

слушающее тишину

внимательно, как никогда прежде.

Как вдруг за ночь одну

ворота распахнулись.

Эй ты, робко ждущий за дверью,

жаждущий слов моих,

как прежде ты искал

того, кто слушать готов.

ты знаешь, ты видишь,

не я постучался в дверь,

не я тебя звал —

мы сегодня позвали друг друга.

Перевод В. Глозмана


Владыка вселенной!

*  *  *

Владыка вселенной!

Есть солнце среди Твоего мира,

и оно — как рог золотой,

зовущий паломников на службу Творцу.

Владыка вселенной!

Есть луна посреди Твоего мира,

и она светит,

как тфилин золотой на прекрасной Твоей голове.

Владыка вселенной!

Есть человек посреди Твоего мира,

и он сотворен по образу, и кровь во всех его жилах —

частица Бога с высот.

Но Владыка вселенной!

Есть самый малый из тысяч Израиля,

которого Ты сотворил

и наделил его тело членами,

ни одного не убавив из числа "ремах"[15].

Но почему Ты его сотворил земледельцем с серпом,

который хлебов не нашел в разгар косовицы?

О, почему, Владыка вселенной!


Перевод Ф. Гурфинкель


ИЗ ПЕСЕН ХУ-А-ЛУ /Перевод Ф. Гурфинкель/


1. Как вдруг ослепший

Я помню хорошо смутившую меня внезапность,

когда впервые я услышал голос мой

с магнитофонной пленки;

мой голос это?

Это голос мой?

Ведь я всегда такой вот голос ненавидел!

Не потому ль всегда сны виденные забывает человек

в час пробуждения,

если, скрывая недостатки, их не приукрасит,

того не сознавав?

Разве не потому все его исповеди

(с оправданиями и грехами вместе)

есть лжесвидетельство причастного к делам,

невольное присочинение?

Завтра, конечно, докажут мне и это:

что все видения и действия мои —

они не так,

они не то,

а лишь капризы

изнеженного принца.

Так видит человек свой город

в сверхзвуковом полете,

так видит космонавт планету нашу,

которая и меньше,

и милее,

и...

Все ж не как она.

Так, просыпаясь, помнит человек видения и сны

две стороны какой-то небылицы.

Испуг ослепшего, когда глаза его открылись,

и видит он тела без облачений.


2. Ты называешь это напевом

"Раздумья,

раздумья и их выражения" —

но не всегда ты говоришь словами:

ты называешь это напевом.

"Любовь,

любовь и исповедь сердец" —

но больше говорит ее молчанье.

Ты называешь это напевом.

"А странствия,

странствия и цель?" —

Но дали много ближе к вечному.

Ты называешь это напевом.

Ты говоришь напев, имея в виду все,

что сбрасывает иго обозначений и понятий,