Избранные стихи из всех книг - [2]

И штаб, как вкопанный, застыл, и адъютант опешил,

И генерал в седле краснел, читая, как он грешен;

И наконец промолвил он (что думал он, не в счет):

«Все это — частный разговор. Кррругом! Галоп! Вперед!»

И, к чести Бенгса, Джонсу он ни словом, ни взысканьем

Не дал понять, что прочитал в горах его посланье.

Но всем известно — от долин до пограничных рек,

Что многочтимый генерал — распутный человек.

Перевел Г. Бен

Дурень* [4]

Жил-был дурень. Вот и молился он

(Точно как я или ты!)

Кучке тряпок, в которую был влюблен,

Хоть пустышкой был его сказочный сон,

Но Прекрасной Дамой называл ее он

(Точно как я или ты).

Да, растратить года и без счета труда,

И ум свой отдать и пот,

Для той, кто про это не хочет и знать,

А теперь то мы знаем, — не может знать,

И никогда не поймет.

Дурней влюбленных на свете не счесть

(Таких же, как я или ты),

Загубил он юность, и гордость и честь

(А что у дурней таких еще есть?)

Ибо дурень — на то он дурень и есть…

(Точно как я и ты).

Дурню трудно ли все, что имел, потерять,

Растранжирить за годом год,

Ради той, кто любви не хочет и знать,

А теперь-то мы знаем — не может знать

И никогда не поймет.

Дурень шкуру дурацкую потерял,

(Точно как я или ты),

А могло быть и хуже, ведь он понимал,

Что потом уж не жил он, а существовал,

(Так же как я и ты).

Ведь не горечь стыда, даже так — не беда

(Разве что-то под ложечкой жжет!)

Вдруг понять, что она не хотела понять,

А теперь-то мы поняли — не умела понять,

И ничего не поймет.

Перевел В. Бетаки

Моя соперница [5]

Я езжу в оперу, на бал -

И все-то ни к чему:

Я все одна, и до меня

Нет дела никому.

Совсем не мне, а только ей

Все фимиам кадят.

Затем, что мне семнадцать лет,

А ей — под пятьдесят.

Я то бледна, то вспыхну вдруг

До кончиков волос.

Краснеют щеки у меня,

А часто даже нос.

У ней же краски на лице

Где надо, там лежат:

Румянец прочен ведь у той,

Кому под пятьдесят.

Я не могу себя подать,

Всегда я так скромна!

О, если б только я могла

Смеяться, как она,

И петь все то, что я хочу, —

Не то, что мне велят!

Но мне всего семнадцать лет,

А ей — под пятьдесят.

Вниманья молодых людей

Не привлекаю я,

А с ней танцуют те, кто ей

Годятся в сыновья.

Берем мы рикшу — так за ним

Тут каждый сбегать рад:

Ведь мне всего семнадцать лет,

А ей — под пятьдесят.

Она добра ко мне, но я

При ней в тени всегда.

Она с мужчинами меня

Знакомит иногда.

Но разговаривать со мной

Лишь старики хотят,

А молодые рвутся к ней —

Ведь ей под пятьдесят!

Своих любовников она

Мальчишками зовет,

И к ней всегда мужчины льнут

Ко мне никто не льнет.

И как бы ни оделась я

На бал, на маскарад,

Я все одна… Скорей бы мне

Уж было пятьдесят!

Но ей не вечно танцевать!

Года возьмут свое!

Толпы поклонников уже

Не будет у нее!

И отыграюсь я тогда,

Пленяя всех подряд:

Ей будет восемьдесят два

А мне — под пятьдесят.

Перевел Г. Бен

Молитва влюбленных

Серые глаза… И вот —

Доски мокрого причала…

Дождь ли? Слезы ли? Прощанье.

И отходит пароход.

Нашей юности года…

Вера и Надежда? Да —

Пой молитву всех влюбленных:

Любим? Значит навсегда!

Черные глаза… Молчи!

Шепот у штурвала длится,

Пена вдоль бортов струится

В блеск тропической ночи.

Южный Крест прозрачней льда,

Снова падает звезда.

Вот молитва всех влюбленных:

Любим? Значит навсегда!

Карие глаза — простор,

Степь, бок о бок мчатся кони,

И сердцам в старинном тоне

Вторит топот эхом гор…

И натянута узда,

И в ушах звучит тогда

Вновь молитва всех влюбленных:

Любим? Значит навсегда!

Синие глаза… Холмы

Серебрятся лунным светом,

И дрожит индийским летом

Вальс, манящий в гущу тьмы

— Офицеры… Мейбл… Когда?

Колдовство, вино, молчанье,

Эта искренность признанья —

Любим? Значит навсегда!

Да… Но жизнь взглянула хмуро,

Сжальтесь надо мной: ведь вот —

Весь в долгах перед Амуром

Я — четырежды банкрот!

И моя ли в том вина?

Если б снова хоть одна

Улыбнулась благосклонно,

Я бы сорок раз тогда

Спел молитву всех влюбленных:

Любим? Значит — навсегда…

Перевел В. Бетаки

Казарменные баллады и другие стихи

Казарменные баллады. Часть I (1892)

Посвящение к «Казарменным балладам» [6]

Во внешней, запретной для солнца тьме, в беззвездье пустого эфира,

Куда и комета не забредет, во мраке мерцая сиро,

Живут мореходы, титаны, борцы — создатели нашего мира.

Навек от людской гордыни мирской они отреклись, умирая:

Пируют в Раю они с Девятью Богинями[7] щедрого края,

Свободны любить и славу трубить святому Властителю Рая.

Им право дано спускаться на дно, кипящее дно преисподней,

Где царь — Азраил[8], где злость затаил шайтан против рати Господней,

На рыжей звезде[9] вольно им везде летать серафимов свободней.

Веселье земли они обрели, презрев ее норов исконный,

Им радостен труд, оконченный труд, и Божьи простые законы:

Соблазн сатанинский освищет, смеясь, в том воинстве пеший и конный.

Всевышний нередко спускается к ним, Наставник счастливых ремесел[10],

Поведать, где новый Он создал Эдем, где на небо звезды забросил:

Стоят перед Господом, и ни один от страха не обезголосел.

Ни Страсть, ни Страданье, ни Алчность, ни Стыд их не запятнают вовеки,

В сердцах человечьих читают они, пред славой богов — человеки!

К ним брат мой вчера поднялся с одра, едва я закрыл ему веки.

Бороться с гордыней ему не пришлось: людей не встречалось мне кротче.

Он дольнюю грязь стряхнул, покорясь Твоим велениям, Отче!