Избранные стихи - [3]

И гибнут тысячи минут

Который раз зазря.

Но хорошо, что солнце жжет,

А стих предельно сжат,

И хорошо, что колос желт

Накануне жатв.

А телеграфные столбы

Идут куда-то вдаль.

Прошедшее жалеть стал бы,

Да прошлого не жаль.

Я к цели не пришел еще,

Идти надо века.

Дорога — это хорошо,

Дорога далека!

1942

Другу

Пусть жизнь трудна,

Пускай бедна,

Счастливей мудреца тупица.

Вода настолько холодна,

Что невозможно утопиться!

Пускай, греша

Из-за гроша,

Ты должен всюду торопиться.

Но жизнь настолько хороша,

Что невозможно утопиться!

1943

Два стихотворения

1

Ища постоянного, верного,

Умеющего приласкать,—

Такого, как я, откровенного,

Тебе все равно не сыскать.

Ищи деловитого, дельного,

Не сбившегося с пути,—

Такого, как я, неподдельного,

Тебе все равно не найти!

2

Огромный город. Затемнение.

Брожу. Гляжу туда-сюда.

Из всех моих ты всех моейнее,

И навсегда.

Как только встретимся, останемся,

Чтоб было хорошо вдвоем,

И не расстанемся, и не состаримся,

И не умрем!

1944

Эпилог

Рур ликовал,

Наступал на Урал,

Грыз наш металл,

Как бур.

Прошла та пора,

Грохочет «ура»,

Урал поломал

Рур!

1945

Слово

Слово — мир особый и иной,

Равнозначный названному им.

Если слово стало болтовней,

Это слово сделалось плохим.

Это слово пагубно стихам,

Это слово — дом, который сгнил.

Лучше бы его я не слыхал,

Не читал, не знал, не говорил!

1945

«Не размышляя о потомках…»

Не размышляя о потомках

(Им будет легче, нам трудней!)

Мы растворяемся в потоках

Текущих дел бегущих дней.

Настанет день — не станет ночи,

Настанет ночь — не станет дня.

Так жизнь становится короче

Для всех людей и для меня.

Но проживу чем больше дней я,

Тем лучше зазвенит строка.

Так жизнь становится длиннее

И глубже: так же, как река!

1945

«Это было на озере Селигер…»

Это было на озере Селигер

В тридцать пятом году,

И как будто к кому-то другому, теперь

Я к былому себе подойду.

Тиховодная гладь, байдарка и прочее…

Впрочем, молодость хуже, чем старость.

А была очень умная лунная ночь,

Но дураку досталась.

Эта ночь сочетала прохладу и зной.

Тишь. Безлюдье. В байдарочном ложе я.

И чудесная девушка вместе со мной,

Изумительная, хорошая.

А вокруг никого, кто б меня был сильней,

Кто бы девушку мог увести.

И я знал, что очень нравился ей,

Потому что умел грести.

А грести очень я хорошо умел,

Но не ведал, что счастье так просто.

А весло ощутило песчаную мель

И необитаемый остров.

Эта ночь не моя, эта ночь его —

Того острова, где был привал.

А вокруг никого, а я ничего:

Даже и не поцеловал!

И такие волшебные звезды висят!..

Вместе с девушкой на берегу я.

И я знал, что ее упускать нельзя,

Незабвенную, дорогую…

Мне бы лучше не видеть ночью ее,

А бродить одному по болотам.

А вокруг никого, а я ничего…

Вот каким я был идиотом!

1945

Боярыня Морозова

Несуразность этой параллели

Пусть простят мне господа философы.

Помнишь, в Третьяковской галерее

Суриков — «Боярыня Морозова»?

Правильна одна из двух религий,

И раскол уже воспринят родиной.

Нищий там, и у него вериги,

Он старообрядец и юродивый.

Он аскет. Ему не надо бабы.

Он некоронованный царь улицы.

Сани прыгают через ухабы,—

Он разут, раздет, но не простудится.

У него горит святая вера,

На костре святой той веры греется

И с остервененьем изувера

Лучше всех двумя перстами крестится.

Что ему церковные реформы,

Если даже цепь вериг не режется?..

Поезда отходят от платформы,—

Ему это даже не мерещится!..

На платформе мы. Над нами ночи черность

Прежде, чем рассвет прольется розовый

У тебя такая ж отреченность,

Как у той боярыни Морозовой.

Милая, хорошая, не надо!

Для чего нужны такие крайности?

Я юродивый Поэтограда,

Я заплачу для оригинальности…

У меня костер нетленной веры,

И на нем сгорают все грехи.

Я, поэт неповторимой эры,

Лучше всех пишу свои стихи.

1946

«От ерунды зависит многое…»

От ерунды зависит многое —

И, верный милым пустякам,

Готов валяться я у ног ее

Из-за любви к ее ногам.

Она, единственная самая,—

Душе живительный бальзам,

Лишь на нее глядят глаза мои

Из-за любви к ее глазам.

1947

Кольцо

(Эфиопская шутка)

Серый волк придушил овцу,

Но недолго жилось стервецу:

Резвый конь стукнул волка копытом -

И упал волк с хребтом перебитым.

Лев голодный бродил по оврагу,

Растерзал он беднягу-конягу.

Но охотник, отважный и ловкий,

Льва сумел подстрелить из винтовки.

Не считаясь с умом и талантом,

Укусил зверолова тарантул.

И овца, что шаталась без дела,

Вместе с травкой тарантула съела.

Но не видно конца кольцу:

Серый волк придушил овцу.

1947

Первое знакомство с Казахстаном

Не росли ни яблони, ни липы,

Потому что не было воды.

Началась потом дорога Рыбы

У Аральского и Кзыл-Орды.

Рыбок полосатых и усатых

Пассажирам продавали тут.

На полупустынных полустанках

Слышал я, колеса как поют.

Ночь прошла — безводная пустыня

Засияла солнцем и водой.

Началась тогда дорога Дыни

Или показалась мне такой.

Шумные арыки неустанно

Отражали знойные лучи.

На холмах зеленых Теплостана

Круглые росли карагачи.

1947

Ташкент 1947 года

Как жара и холод, свет и тьма,

Город резко надвое расколот.

Если посмотреть на все дома:

Старый город там и новый город.

Новый город, словно довод веский

Супротив экзотики багдадской.

Может быть, он среднеевропейский

Больше, нежли среднеазиатский.

Вызывали у меня доверье

Новые арыки, стены, крыши

И великолепные деревья,

Те, что этажей седьмых повыше.