Избранные статьи - [2]

   Одержимость тогдашних большевиков, сравнимая только с фанатизмом тогдашних черносотенцев, принесла им в свое время решающую победу посреди всеобщей растерянности, вызванной падением традиционной деспотической власти. Фанатизм исламистов, братьев-мусульман, так же дает им дисциплину, которой постоянно не хватает неорганизованной толпе протестующих дилетантов, и так же сулит им роковую для их народов победу.

   Для европейского сознания на первое место в событиях "арабской весны" выступает Ислам, но на самом деле не нужно слишком углубляться в Коран, чтобы увидеть насколько реальная ситуация не зависит от религии. Мусульманские толпы, громящие христианские церкви в Каире, так же невежественны в своем исламе, как и их невинные жертвы в своем христианстве. Их представления об евреях и Израиле тоже происходят не из Корана и так же не имеют ничего общего с фактами. На передний план выступают не культурно обусловленные религиозные отличия, а сам анти-культурный призыв - громить! Возглавляемые большевика- ми толпы громили церкви без всякого Корана, по зову сердца, не способного смириться с существованием всякой иной власти, кроме власти грубого насилия.

   Толстому его научная проницательность не помогла понять и уловить ход событий в России. Говоря о "свойствах, общих всем неизвестным бесконечно малым элементам...", он склонен был приписывать всем этим "элементам свободы" свои свойства ("ведь все люди равны, разве нет?"). И в этом своем святом убеждении пребывал заодно со всей современной ему "прогрессивной" русской интеллигенцией. Его "народный" герой Платон Каратаев - порожденный его собственным воображением толстовец - так и не сыграл никакой положительной роли в российской истории. То, что получилось из российского общества в ходе революции, возникло скорее из сохранившегося в косном подсознании людей наследия Московского царства ХУ11 в., чем из идеалов Ясной Поляны Х1Х-го. И уж конечно не из ленинских марксистских теорий ХХ-го. Так же и современный исламизм происходит не от блестящего культурного наследия арабских элит некоторых процветавших исламских государств далекого прошлого, а из многих последующих застойных веков отсталых обществ, отодвинутых историей на периферию современного мира.

   Я не думаю, что Толстой заблуждался. Я думаю, что он хотел, чтобы его фантазии были правдой, во что бы то ни стало и вопреки всякой реальности. Такова психология сильного идеолога. Таково условие возникновения нового идейного течения. Этому течению, толстовству, не суждено было сыграть роли при наличных исходных данных надвигавшейся русской революции. И потому Толстой сумел стать всего лишь ее невольным "зеркалом". Воспользовался ситуацией другой, более решительный, более скептичный и более адекватный вождь. Назвать его более практичным, рука не поднимается. Его марксистская теория, как и теория Толстого, как и всякая другая теория, сыграла тут совершенно незначительную роль. Совсем не обязательно адекватно понимать мир, чтобы его "перевернуть". Это стало одним из важных уроков российской революции. Тем более, это становится верным для сегодняшней "арабской весны".

   Говоря о статистике "бесконечно малых элементов", Толстой допускал их взаимодействие и взаимовлияние в пределах возможностей своего века. Как писал Маяковский: "Единица - вздор, единица - ноль, голос единицы тоньше писка. Кто его услышит? - Разве жена - и то, если не на базаре, а близко." Действительно, ближайшее окружение человека включает, если не исключительно его семью, то еще 5-15 человек, которых может непосредственно задеть его решительный поступок.

   Однако современная технология меняет дело.

   В частности, пулемет Калашникова и заряд динамита дали возможность энергичному норвежцу Андреасу Брейвику в сугубо демократической стране единолично умертвить 77 непричастных людей (подростков) с единственной целью эффектно подтвердить свою политическую позицию. Таким образом круг прямого влияния, можно даже сказать власти, человека, в наше время заметно (на порядок) расширился.

   Еще больше расширилась сфера косвенного воздействия современного человека. Теперь единица, снабженная интернетом, i-phon-ом, face-book-ом может охватить гораздо более широкий круг, чем во времена Л.Толстого и вовлечь в сферу своего воздействия тысячи людей одновременно и в нескольких странах (уже на два-три порядка больше).

   Можно ли при таком могуществе отдельного гражданина по-прежнему считать его "бесконечно малым элементом"? Остается ли верным представление о хаотически беспорядочном характере процессов в системе таких "элементов"?

   Мы уже привыкли, что, так называемый, "свободный рынок" на наших глазах зачастую становится объектом недобросовестной манипуляции нераспознаваемых, и часто злонамеренных, лиц. Теперь под прямым ударом находится "свободный рынок" идей, мнений и сведений.

   В ХХI в. возможности отдельного человека неожиданно грандиозно выросли и оказались слишком велики для его, все еще ограниченного, едва ли не детского, сознания. Идеи, рассматривавшиеся выдающимися мыслителями-гуманистами ХIХ в., как желательные для просвещенных народов, в ХХI-м веке начали массово осуществляться политиками-популистами среднего уровня для народов, едва задетых просвещением. Да и в Европе два века просвещения, как ни странно, почти не продвинули массовое сознание до уровня разветвленного мышления, оставив его незащищенным от демагогического воздействия.