Избранные сочинения - [40]

Он славных рыцарей почтенный сан срамит:

Корыстен, горд, жесток, и он о чести мнит!

И вольности граждан покровом быть мечтает!

Он стыд готовит мне, а мой отец свершает!

И я должна терпеть? и я должна молчать?

Брак с ненавистным мне должна я в честь вменять?…

Ах! в вольном граде сем тиранство так гонимо;

Но всех несноснее и больше всех терпимо

Хотящее сердцам законы подавать

И силою своей их чувства изменять.

Но жребий мой решен.

Фани

Но ты пред сим страшилась.

Аменаида

Я боле не страшусь.

Фани

Молва распространилась,

Что страшный изречен Танкреду приговор;

Он смертью всем грозит, кто б смел с ним в заговор…

Аменаида

Я слышала о нем, и ужасом смутилась;

Но верная любовь, скажи, когда страшилась?

О Фани! мной любим бестрепетный герой;

Бестрепетна и я.

Фани

Ужель и над тобой

Жестокий сей закон возможет совершиться?

Одной лишь черни в страх он, верно, возвестится.

Аменаида

Танкреда он гнетет, и ненавистен он!

О, сколь сих рыцарей достоин сей закон!

Ах, нет! не так себя их предки прославляли;

Не так они страны и души покоряли.

Италия, признав господство воев сих

И их меча страшась, любила кротость их;

Завистная вражда их душ не помрачала,

И честь – сих витязей сердца соединяла.

Они вселяли страх в одних своих врагов;

Народ любил их власть и лил на битвах кровь

Для славы рыцарей и собственной свободы.

Смирялися тогда византские народы,

И мавра грозного не трепетал сей град.

А ныне что в нем зрю? бессильный лишь сенат,

Подозревающий, враждою разделенный,

Страшащий сам себя и гражданам презренный.

Чрезмерно, может быть, мой дух воспламенен;

Предубеждением, быть может, ослеплен;

Но всё, что не Танкред, – я всё то ненавижу;

Я в мире ничего, кроме его, не вижу;

Танкред один везде, всегда в моих очах,

И каждый враг его – Аменаиде враг!

Явление второе

Аменаида, Фани, вблизи Аржир и рыцари во глубине театра.

Аржир

Удар сей перенесть, друзья, мне дайте силу…

Не мнил я низойти с бесчестием в могилу!

(К дочери, со вздохами, прерываемыми гневом)

Беги, несчастная, не возмущай собой…

Беги…

Аменаида

Что слышу я? и ты, родитель мой…

Аржир

И имя ты сие произносить дерзаешь,

Когда отечеству и чести изменяешь?

Аменаида

(сделав шаг, чтобы идти, склоняется на Фани).

Погибла я!

Аржир

Постой и зри ток слез моих.

Ах! что ты сделала?

Аменаида

(рыдая)

Несчастье обоих.

Аржир

Иль слезы о твоем злодействе проливаешь?

Аменаида

Злодейства я чужда.

Аржир

Письмо ты отвергаешь?

Аменаида

Нет.

Аржир

Так, черты сии преступницу винят,

Изобличают всё и сердце мне разят!

Итак, всё истинно? Ты отвечать не смеешь?

Скажи, ах, нет! молчи, когда отца жалеешь.

Почто до бедствий сих велел дожить мне бог,

Велел мне зреть… Ах! что ты сделала?…

Аменаида

Мой долг;

Ты совершил ли твой?

Аржир

Ах, рода поношенье!

Или себе ты в честь вменяешь преступленье?

Беги, оставь меня убитого тоской;

Закроются глаза мне чуждою рукой.

Аменаида

(почти лишенная чувств и поддерживаемая от Фани, уходит)

Нет боле сил!

Явление третье

Аржир и рыцари.

Аржир

Друзья, в сем страшном положеньи,

Как дочь обличена в бесчестном преступленьи,

Простите старцу вы его прискорбный стон:

Внемля отечеству, природе внемлет он.

Вы не потребуйте, чтобы отец стенящий

В ваш грозный приговор вмешал свой глас дрожащий

Увы! не может быть невинной дочь моя;

Но вдруг произнести мой срам и смерть ея?…

Нет, нет, не требуйте, чтобы отец несчастный

Превыше сил своих исполнил долг ужасный.

Лоредан

Почтенного отца мы горести делим

И тяжких язв его в душе не растравим, —

Но сам, Аржир, ты зрел несчастной начертанье;

Зрел в нем преступное изменницы желанье.

Гонец захвачен с ним близ стана самого,

И дерзкий Соламир мог видеть казнь его.

Их злые замыслы открыты слишком были

И явной гибелью отечеству грозили.

Его опасность, долг, народа общий глас

Не суетных угроз днесь требуют от нас.

Отцовской жалости законы не внимают;

Пред ними всё молчит.

Аржир

Чего они желают,

Я знаю, знаю я, чего ей должно ждать;

Но ах! она мне дочь – вот мой несчастный зять.

Я скорбию убит… вам жребий мой вверяю,

И прежде дочери лишь умереть желаю!

Уходит.

Явление четвертое

Рыцари.

Катан

Уже поведено ей с стражей здесь предстать.

Так, без сомнения, прискорбно нам взирать

На юность, красоту, на деву толь почтенну,

С надеждой двух домов в могилу заключенну.

Но на бесстрастный суд, друзья, мы призваны.

За поругание мы веры мстить должны;

Отечество равно отмщенья ожидает:

Изменница в наш град злодея призывает!

Видали в Греции и жен мы и граждан,

Что, славы отложась и веры християн,

Передавалися неверным мусульманам,

Сим алчным хищникам, презренным сим тиранам;

Но чтобы дочь отца, почтенного всем нам,

Для клятв супружеских вступая в божий храм,

Свершила заговор толь гнусный и презренный!..

Неслыханным наш град злодейством посрамленный,

К примеру вечному желает казнь узреть.

Лоредан

Стеня, произнесу: ей должно умереть.

Чем род ее славней, важней тем злодеянье.

Известно мавра нам надменное мечтанье,

Любовь к изменнице и дар его – пленять,

Вселять разврат в сердца и взоры ослеплять.

К нему относится в письме ее воззванье:

«Приди и царствуй здесь». Преступное желанье

Нам возвещает их открытый заговор;

О прочем умолчу, (к Орбагссану) скрывая твой позор

И общий стыд. – И кто, всему в бесчестье граду,

Здесь кто из рыцарей, по древнему обряду,