Избранные сочинения в 2 томах. Том 1 - [36]

Андрей понимал ее чувство. Он знал по собственному опыту, как напряжены бывают нервы ученого, изобретателя, проводящего сложный эксперимент. В эти минуты можно забыть обо всем на свете. Так было и с Валей. Она не замечала случайного охотника, сидевшего рядом, не замечала, что давно уже настала ночь, что струйки дождя текут за воротник… Андрей снял тогда с себя охотничью куртку и осторожно прикрыл ее ноги.

Только на рассвете закончились испытания, и Андрей обнаружил, что дорога проходила в десяти шагах от того места, где он просидел всю ночь. Неподалеку стоял фургон испытателей.

Все это я вспоминал, глядя на Андрея. Он вертелся на узком диванчике, курил, вскакивал и не давал мне уснуть.

Ночь тянулась томительно долго. Наконец свет фонаря на потолке побледнел. Наступало утро. Андрей не мог больше ждать, вскочил с дивана и выбежал из номера.

Вскоре он уже будил меня:

— Вставай, поедем!

— Вали нет? — спросил я, протирая глаза.

Но об этом можно было и не спрашивать — стоило только взглянуть на бледное, хмурое лицо Андрея.

Он успел съездить в отделение милиции, где узнал, что сегодня рано утром человека, с которым, по нашему предположению, уехала Валя, видели на том шоссе, где мы вчера нашли ее сумочку.

— Поедем, — нетерпеливо сказал Андрей.

— Куда?

— Ну куда же еще! — рассердился он. — Конечно, искать того человека. С нами поедет Колосков, он знает дорогу.

Мы мчались по знакомому шоссе. Мелькали цветники, фруктовые сады, дачи, сложенные из ракушечника, похожие на светло-желтые бруски масла, проносились мимо придорожные кусты шиповника с красными жесткими ягодами. Мы проезжали мимо домов отдыха, теннисных площадок, посыпанных золотистым песком. Затем пошли холмы, покрытые выцветшей под солнцем сухой травой.

Издали я увидел канатную дорогу, по ней скользила вагонетка. Я провожал ее глазами до тех пор, пока она не добралась до вершины холма и словно указала на синюю с красной полосой машину, которая могла меня заинтересовать. Возле нее стояли два человека в милицейской форме.

— Ты видишь их? — обратился я к Андрею, указывая на милиционеров. — Может быть, узнаем?

Прищурив глаза, Андрей взглянул вверх и попросил шофера остановиться. Щелкнула дверца машины. Мой друг побежал по узенькой тропинке к подножью холма.

— Я об этом догадался еще вчера, — сочувственно сказал Колосков, провожая его взглядом. — Зря он мучается. Что может случиться с Валентиной Николаевной?

Мы вышли из машины. На всякий случай я взял с собой аппарат. Федор Григорьевич, тяжело поднимаясь вверх по склону, говорил:

— После вчерашних поисков сейфа я что-то начинаю сомневаться. Даже вашему аппарату такая задача не под силу. Бесполезно потеряете время.

Он сокрушенно вздохнул.

— Странно, Федор Григорьевич. Непонятно. Вы уже перестали верить в нашу технику. Не слишком ли рано?

— Обиделся? Этого еще не хватало! — Колосков отобрал у меня чемодан. Я вчера думал, причем не без оснований, что для таких аппаратов есть дела поважнее, чем искать чертежи.

— Например?

— Будто вы и сами не знаете? Не пойму, что это — авторская скромность или просто недооценка своего труда? Да мало ли на какие дела способен этот ваш «зеленый глаз»! Ну, к примеру сказать:, вчера, когда вы нашли склад оружия в подземной пещере, я подумал, что ваш аппарат может применяться для поисков, так сказать, уже отработанного «металла войны». Представь себе, это совсем не маленькая задача, — сказал Колосков, заметив мою улыбку. — У нас огромные запасы руды, больше, чем у любой страны мира, но и потребности в металле велики, ты это прекрасно знаешь. Мы должны ежегодно выплавлять десятки миллионов тонн стали. Так почему бы нам не использовать и ту прекрасную сталь, миллионы тонн которой лежат и ржавеют в верхних пластах земли? Мы с тобой были на фронте, знаем, сколько ее скрылось в земле: осколки снарядов, мин и бомб, колпаки дотов, старое оружие, рельсы, танковая броня, части машин и орудий. Постепенно они уходят все глубже в землю, заносятся песком, зарастают травой…

Он остановился и перевел дух.

— Почему бы этот металл войны, — снова продолжал Колосков, — не использовать нам во имя мира. В нашей земле остались не только гусеницы немецких танков, но и осколки английских, американских, французских снарядов. Металл четырнадцати держав вещественно напоминает об их бесславном походе, хотя память наша и так не потускнела.

Я помню, что Федор Григорьевич говорил тогда довольно убедительно. Его взволновала мысль об использовании военного металла, и он развивал ее со всей присущей ему страстностью.

Он ударил в землю каблуком.

— Вот здесь под нами — железо из многих стран мира. Какой-нибудь осколок снаряда, изготовленного в Пенсильвании, кусок брони из стали, выплавленной в Бирмингеме. Все они очистятся огнем, переплавятся и пойдут на многие наши стройки.

Колосков замолчал и вопросительно взглянул на меня. Я сказал, что он удивительный выдумщик — каждый день новые проекты — и что мы все-таки будем искать не только металл войны, но и чертежи дворца, для которого этот металл может быть использован.

Разговаривая, мы не заметили, как подошли к машине. Один из сидевших в ней был знакомый нам лейтенант, другой — шофер.