Избранные - [34]

Оператора крематория звали Уолтер, он был примерно ее возраста, с животиком и с бледным, напряженным выражением лица.

– Вы готовы? – спросил он.

Она кивнула. Уолтер показал ей кнопку, которую она должна была нажать, чтобы запустить процесс кремации.

– Не пугайтесь, если дно гроба очень быстро загорится, – сказал он. – Там очень высокая температура, поэтому крышка тоже может вспыхнуть сразу же.

– Не переживайте, – ответила она. – Я видела вещи и пострашнее.

Уолтер кивнул и отступил назад, глядя, как Слоан подходит к кнопке. Но она была не настолько готова, как ей казалось. Она протянула руку и положила ее на гроб. Бумажный самолетик лежал у нее в заднем кармане.

– Простите, Уолтер, – сказала она. – Вы не могли бы меня оставить на пару минут одну?

Она видела, что он с трудом сдерживает раздражение. Она уже давно обнаружила, что, общаясь с ней, люди делятся на две категории: либо изо всех сил стараются быть с ней любезными, либо стараются держать лицо, при этом помышляя о ней невесть что. Уолтер начал тяжело вздыхать, как только увидел ее на пороге крематория, поэтому она поняла, что он относится ко второй категории. Но он кивнул и выскользнул из зала. Слоан подождала, пока за ним закроется дверь, и достала из заднего кармана самолетик.

Она развернула его и разгладила на крышке гроба. Прямо в центре листочка была надпись: «Мне очень жаль. Я больше не могу это нести».

Перед глазами у Слоан все поплыло, она скомкала бумагу в кулаке, сжав его так сильно, что заболели костяшки пальцев. С тех пор, как доктор Харт сообщила им о смерти Алби, она ни разу не заплакала, не проронила ни слезинки. Даже когда слушала рыдания Эстер по телефону. Даже когда она поднесла к лицу рубашку Алби, чтобы проверить, не пахнет ли она им.

Нам по-любому нести этот крест. Мы всегда так делали.

Слоан упала на гроб и зарыдала, крепко обхватив деревянный ящик. Ей казалось, что она снова теряет брата, только на этот раз все было еще страшнее, потому что с Алби она помнила больше, чем неудобное шерстяное платье, которое было на ней, когда они опускали в землю гроб с Камероном, или то, как он будил ее, когда выпал первый снег, и вытаскивал на улицу, чтобы оставить следы на заснеженной траве.

Она будет вспоминать, как они с Алби пили Боевое Пиво, которое им выдавали после каждого сражения с Темным, взгляды, которыми они обменивались, когда Мэтт включал свой режим Героя, то, как они несли друг друга, когда бежали из плена. Половина ее жизни – это воспоминания об Алби. Они понимали боль друг друга как никто другой.

Теперь на земле никого не осталось, кто смог бы понять ее боль.

Через пару минут рыдания стихли. Так с ней было всегда. Как будто что-то в ней перекрывало поток бесконтрольных эмоций. Она еще какое-то время прижималась щекой к гробу, и дерево стало теплым от прикосновения ее кожи. Затем она выпрямилась, расправила скомканную бумагу, как смогла сложила ее и сунула обратно в карман. Слоан вытерла глаза и позвала Уолтера из коридора.

Он встал на свое место, а она встала на свое.

«Пока, дружище», – подумала она, нажимая на кнопку, представляющую собой металлический диск размером с ее кулак. Дверь в кремационную камеру открылась, и Слоан обдало жаром. Гроб скользнул вовнутрь и, как предупреждал ее Уолтер, моментально вспыхнул. Затем дверь закрылась. Дело было сделано.

Из крематория Слоан возвращалась на электричке. Одета она была в свой обычный наряд: бейсболка, низко надвинутая на глаза, темные очки, по уши намотанный шарф. Когда она в детстве впервые приехала в Чикаго, ее поразили поезда, – они так высоко летели над землей, сверкая на солнце. По возможности она до сих пор перемещалась по городу на электричках – в отличие от такси, здесь ей было легче сохранить анонимность. Сегодня она села у окна и смотрела, как солнце садится за стеклянные и металлические небоскребы делового центра города Чикаго Луп.

До квартиры от станции было рукой подать, но ей пришлось обойти весь квартал. Утром у дома собралась толпа фотографов и журналистов, и Слоан пришлось продираться сквозь них к машине, которую вызвал для нее Мэтт. Но сейчас на это все не было сил. Поэтому она пошла к их дому по переулку мимо переполненных мусорных баков, выброшенной мебели и узких гаражей.

Но только она собралась открыть калитку, как заметила во дворе за забором движение и вспышку фотоаппарата. Выругавшись, Слоан сунула ключи обратно в карман и направилась к соседнему зданию. Она легко вскарабкалась на крышку мусорного контейнера, перепрыгнула через деревянный забор на заросший травой участок. Поднялась три лестничных пролета до самой крыши и с помощью стоявшей тут же швабры открыла люк, ведущий на крышу.

Лестницы поблизости не было, но Слоан, если что, могла подтянуться. Ей пришлось встать на стул, позаимствованный из чьего-то заднего дворика, чтобы дотянуться до люка, и в итоге она сумела взобраться на крышу. Теперь она находилась на одном уровне с крышей своего дома, расстояние до него было около метра. Слоан не раз пользовалась этим способом, когда журналисты становились слишком назойливыми. Она разбежалась и прыгнула, споткнувшись и приземлившись на своей крыше.