Избранные речи - [60]

Немецкий народ выражает этим благодарность Вождю за то, что он нашими руками создаёт то, на что мы смотрим с гордостью и на что будут смотреть с гордостью наши дети и внуки: грандиозные автострады, дороги и каналы, величественные общественные здания — а скоро к ним добавятся и бесчисленные дома, где люди получат лучшее жильё; новые плодородные почвы, отвоёванные у болот и у моря.

Мы должны быть благодарны Вождю за то, что он создал новую молодёжь, за то, что он организовал Трудовой Фронт, объединяющий души и сердца людей.

Мы должны быть благодарны Вождю за то, что он создал сильную армию, мощную народную армию, оснащённую лучшим вооружением; за то, что эскадрильи самолетов защищают нас от атак с воздуха; за то, что боевые корабли могут взять под защиту наших соплеменников во всём мире; за то, что мы снова защищены ото всех, кто хотел бы принести ужасы войны на немецкую землю.

Мы должны быть благодарны Вождю за то, что мы снова стоим наравне с другими народами мира как нация чести. Единые и сплочённые — мы хотим вместе продолжить творить немецкую судьбу под руководством Гитлера, который вышел из рядов трудящегося народа и благодаря своим способностям и своей любви к немецкому народу стал Вождём.

Вместе с ним мы сражаемся и вместе с ним маршируем в немецкое будущее, и однажды мы скажем : мы жили для Германии!

ВОСПОМИНАНИЯ О НАЧАЛЕ ПАРТИИ

Из речи перед руководителями местных организаций в замке Фогельзанг 17 ноября 1936 г.

Когда я вижу вас перед собой — 8.000 руководителей местных организаций — и думаю о том, что по всей стране есть сотни тысяч политических руководителей — я непроизвольно возвращаюсь мыслью к тому времени, когда появился первый руководитель Движения.

Это было в 1920 году. Ефрейтор Адольф Гитлер только что стал товарищем Адольфом Гитлером и искал человека, который бы за плату выполнил определённые работы в небольшом бюро. Это ужасало всю остальную партию из нескольких десятков человек, потому что эти люди были убеждены, что он — более или менее сумасшедий, или внедренец масонов, или других тёмных сил, задание которого — окончательно развалить небольшую партию. Правда, он не хотел поставить этого человека во главе центрального бюро, настолько легковерным Адольф Гитлер не был. Но этот человек должен был каждые два дня приходить на два часа в бюро и там в одиночку делать всё, что делаете вы теперь у себя в области с распределением на множество отдельных обязанностей. Он выполнял, прежде всего, должность казначея: должен был сохранять в порядке кассу. Сейфа у него не было, а была коробка из-под сигарет. Он должен был позаботиться о том, чтобы все новые члены движения регулярно платили взносы, делая отметки не в картотеке, а в школьной тетради, так как бывало, что в партию за одну неделю вступали несколько человек. У него было ещё одно преимущество: он имел пишущую машинку. Все были убеждены, что доверие к партии неслыханно возрастёт, если она будет рассылать письма, не написанные от руки, а напечатанные на настоящей пишущей машинке.

Бюро находилось в очень маленькой скромной комнате в пивной Штернэккер; может быть, кое-кто из вас помнит эту комнатку... Стены выглядели довольно своеобразно. Хозяин содрал обшивку, прежде чем решился сдать это бюро нам, потому что не знал, станет ли это объединение по старому солдатскому обычаю использовать дорогую сосновую облицовку как топливо... Там, в пивной Штернэккер, я впервые в жизни увидел Гитлера. Рядом с бюро, в небольшом помещении, проходил вечер партии и он выступал там с речью — это была его первая речь, которую я слышал. Один бедолага внёс предложение создать комитет, который контролировал бы руководство партии. Это была благодатная тема для Вождя и, смею вас уверить, подобное предложение никто больше никогда не вносил!

В этой пивной ежедневно собиралась почти вся партия — не в большом зале, а в небольшой комнате, которую члены партии целиком заполняли, чтобы вместе пообедать. Это не были разгульные пиршества. Каждый сначала внимательно изучал меню, что сколько стоит, и обычно выбирали т. н. «тирольское жаркое» — здесь это блюдо, кажется, называется «хоппель-поппель». Но так проходила лишь часть месяца; к концу месяца наши ряды редели и многие возвращались на народную кухню, чтобы поесть там за 10–20 пфеннигов, и Вождь вместе с ними.

Вечерами вся партия под руководством Адольфа Гитлера шла на улицы в тёмные кварталы Мюнхена, чтобы разбросать там листовки и расклеить плакаты. Один носил горшок с клеем, другие стояли на стрёме на концах улицы. Когда появлялся какой-нибудь подозрительный — а подозрительными были все, кто не принадлежал к партии: прежде всего, представители государственной власти — все старались делать как можно более невинные лица, и обычно это удавалось... Больше всего мешал горшок с клеем. Он был очень тяжёлый и представителю власти сразу становилось ясно, зачем человек носит горшок с клеем, особенно если вблизи красовались пахнущие свежим клеем плакаты.

Хотя мы и утверждали, что каждый гражданин имеет право носить с собой горшок с клеем когда и где хочет, к несчастью, карманы наших шинелей подозрительно оттопыривались и при ближайшем изучении оказывалось, что они набиты листовками, частично кровожадного, частично умеренного характера. Это не были листовки НСДАП — у нас тогда не было денег, чтобы печатать свои листовки, — а листовки «Союза обороны и нападения» или небольшого антисемитского еженедельника под названием «Фёлькишер Беобахтер», который издавал Бог весть кто. Только со временем нам удалось найти в Мюнхене человека, который так же, как и мы, был не вполне согласен с тогдашним правительством и отличался от нас лишь одним: у него было больше денег, чем у нас. К нашему удивлению, он действительно дал нам деньги на печатание собственных листовок.